Хаммер. Серия «Аранский и Ко». Книга 3 - [54]

Питунин вел себя покорно, он смирился с долей, уготованной ему майором Аранским, и понимал: единственное, что ему оставалось, это ждать, и хорошо, если найдут киллера, может быть, тогда все и прояснится.

Кордыбака молчал уже несколько часов, как-то все обходилось без его особого участия. После того как вошли в свой кабинет, Аранский сел за стол, достал блокнот сделал некоторые записи. Вспомнив Питунина, усмехнулся:

— Не человек, прямо слон какой-то. Надо завтра не забыть в мастерскую заехать, машину осмотреть, как бы не поломалось там чего, такие нагрузки. Ну, что скажешь?

Валентин собирался с мыслями, но они не собирались. Да и на перспективу, как ему казалось, пока ничего не предвиделось. Он не знал, что сказать. Арестовать арестовали, подозрения предъявили, и что дальше?

— А дальше-то что, Сергей Викторович. Киллера где брать будем?

Аранский промолчал.

— А если не найдем?

— Валя, мы тут для того и работаем, чтобы найти. А Питунин пусть посидит. Если его это рук дело, не исключено, сознается. А мне чуется, не зря его мы взяли, не зря.

Глава шестнадцатая

Встретиться с Беспаловой удалось только через полторы недели по понятным причинам траурного периода. Как и ожидалось, эта встреча не то что ясности не добавила в деле об убийстве ее мужа, но и ни на йоту не помогла в продвижении прогресса следствия. Она ничего не знала, муж не посвящал ее в дела компании, конкурентов, друзей. Единственно откуда иногда могла получить информацию, так это от секретаря Веры Павловны, и то интереса не проявляла, в основном это было по личной инициативе Веры Павловны.

Зато побывали у нее дома, у Анны Ивановны, точнее, не в доме, а во дворе в беседке, попили чай, оценили здание, двор. Как у профессионала, у Аранского ненароком возник вопрос, сколько все это добро могло бы стоить, но спрашивать, конечно, не стал, как-никак Беспалов был владельцем компании, да и строили не один год. Напоследок Аранский все же выразил свое сожаление:

— Мне очень хотелось бы найти преступника или преступников, они ведь есть и где-то рядом. Жаль, что ничем помочь вы нам не можете, но мы будем искать. Что хотел у вас еще спросить, не знаете, как встретиться с водителем Андреем Гордием? Я звонил ему несколько раз, но телефон отключен.

— Андрей хороший парень, служил мужу верой и правдой. Он уволился, с Воробьем работать не стал, да это и не удивительно. Недолюбливал Андрей его, к Гриневу хорошо относился, Воробья не воспринимал. Разные они, как поточнее выразиться, несовместимы по внутренним человеческим критериям. Я его понимаю, к Воробью у меня, наверное, такие же чувства. После похорон мужа Андрей рассчитался и уехал недели на две куда-то на Западную Украину, в Яремчу, к родственникам, он оттуда родом.

— А разве Воробей уже генеральный директор компании?

— Пока нет, но, скорее всего, будет. И думаю, это правильно. Работник он хороший, дело свое знает. После смерти Гринева исполнял и его обязанности, и свои, сейчас временно генеральный. И справляется. Думаю, если бы не эта трагедия и со временем муж ушел на пенсию, именно Воробей его и заменил бы, не Гринев. Гринев всегда был слишком правильным, честным, справедливым, а здесь бизнес, здесь борьба, и не всегда его порядочность была бы на пользу, здесь нужно быть еще немного и хищником, я так понимаю.

— Возможно, вы и правы. Анна Ивановна, просьба будет: если Гордий появится, пусть с нами свяжется, хотелось бы и с ним побеседовать тоже. Пожалуй, ближе всех на предприятии к Беспалову никого-то и не было. Я не прав?

— Да, но он всего лишь водитель.

— И все же.

— Конечно, передам. Думаю, со дня на день он появится.

И опять тупик. Вернее, из него так и не выбрались. Тополеву на глаза Аранский старался не показываться, особенно доставал Питуниным, кричал, что, если нет на него ничего, доказать не может, киллера не нашел, извинись и выпусти. Аранский не слушал, держал Слона под замком, была у него чуйка, была и не оставляла пока. Держал, но понимал, если буквально завтра ничего не нароет, придется выпускать, и не с лучшими ощущениями при этом.

Тополев ругался:

— Нет у тебя на него ни-че-го. Повелся я, как дурак, дал добро на арест, а сказать мне теперь нечего. Чуйка у него.

— Кому сказать?

— А ты думаешь, как? Каждый день звонят, интересуются, на каком основании. И что я должен говорить — на основании чуйки твоей? Все, выпускай. Будут факты, реальные, тогда другое дело. Как лох, повелся.

— Завтра.

— Что завтра?

— Завтра выпущу. Не нарою — выпущу.

Тополев вздохнул, отвернулся к окну, думал минуты две:

— Иди рой.

В кабинет Аранский вернулся с испорченным вконец настроением. Кордыбака сидел за своим столом и молча, как ни в чем не бывало рисовал на листе бумаги квадратики, кружочки, ромбики. Раздражало все, и это тоже. Подошел к окну.

С высоты третьего этажа посмотрел вниз. Смотрел и завидовал тем, кто сейчас не торопясь переходил дорогу на светофоре, шел уверенно по улице в своем определенном направлении или рулил автомобилем. Казалось, все они сейчас были спокойны и расслаблены, не тревожили их волнения, не мучили проблемы, не беспокоили размышления многосложных комбинаций, шли, ехали, гуляли. Да, тупик, да, загрузли, но почему его так все это бесило? Раньше такого не было? Может, и было, не обращал внимания. Разумеется, хотелось так, чтобы подумал, просчитал, проверил и, как результат, немного продвинулся вперед, немного, но продвинулся, еще подумал, поработал и опять продвинулся. Нет. Загрузли, как в болоте, хоть психуй, срывайся на Кордыбаке, да хоть головой об стенку бейся — глухо. Плюнуть на все это, к чертям собачьим уволиться, забыть все это напрочь и махнуть охранником на автостоянку, сутки в конуре помаялся, два дня дома в потолок плюй. Сказка? Пожалуй, тоска. Но раньше ведь любил головоломки, такие дела разматывал, сам потом удивлялся, как получалось. Вздохнул, подошел к столу Кордыбаки, постоял немного, глядя на художества: