Хамелеон - [97]

Отец ответил сразу же:

— Можешь смеяться сколько угодно, но это стихотворение — величайшее из всех, которые были когда-либо написаны. Оно о тех крепких старых всадниках, каким был твой дед. Именно таких людей имел в виду Банджо, когда писал свое стихотворение. Нравится тебе это или нет, Джон, но ты тоже человек с реки Сноуи. Ты тоже не ведаешь страха, черт побери, сколько бы времени ни провел в городе.

Трое всадников выехали на опасную горную тропу, и отец Джона начал громко, с выражением читать первые строчки стихотворения, ставшего классикой австралийской поэзии:

В поселке оживление, потому что прошел слух,

Что у старика Регрета сбежал жеребец

И пристал к стадам диких лошадей — а стоил он тысячу фунтов,

Поэтому все собрались на поиски.

Все бывалые опытные всадники с ближних и дальних ферм

С утра съехались в поселок,

Ибо уроженцы буша любят горячую погоню,

И лошади громко ржали, предчувствуя быструю скачку.

Джону с большим трудом удавалось не отставать от остальных всадников. Стихотворение Эйба Патерсона по прозвищу Банджо он слышал в исполнении отца с самого детства. Можно сказать, это был их гимн, призывавший семейство Филлипсов поколение за поколением идти вперед, навстречу успеху, которым оно сейчас заслуженно наслаждалось.

Всадники поднялись на гребень крутого холма и увидели на опушке внизу молодого вороного жеребца, который мирно щипал травку. Он заметил преследователей и галопом понесся в заросли.

— Проклятье! — выругался отец Джона. — Кажется, дело более серьезное, чем я предполагал. Следуй за мной, сынок, и постарайся не отстать.

Брайан и отец Джона поскакали по крутой тропе, преследуя жеребца в густых кустах. Джон чуть придержал своего коня, наблюдая за тем, как слаженно действуют его отец и будущий зять. Он чувствовал, что с его плеч свалилась тяжкая ноша. Никто не сможет заменить его в отцовском сердце, но лучшей замены хозяину фермы нельзя было и придумать.

Когда Джон наконец настиг всадников, те уже загнали уставшего, возбужденного жеребца в узкую лощину. Он даже помог им привязать веревку к уздечке, чтобы можно было вести беглеца за собой. Солнце уже коснулось вершин Большого водораздельного хребта, когда они повернули домой.

Джон устал, но испытывал чувство удовлетворения от нескольких часов напряженной физической деятельности. Он улыбнулся, мысленно повторяя строки стихотворения. Да, хорошо быть дома.

Глава 25

Уолл-стрит, Манхэттен

— Где мои деньги?

Питер Смит встревожился, увидев этого мужчину с длинными седыми волосами, забранными в хвостик. Нельзя было сказать, что тот вел себя невежливо или повысил голос. Но в том, как он только что впереди Смита ворвался в кабинет Тома Эдвардса, было нечто такое, что говорило о готовности сломать любые условности ради достижения своей цели. Этот тип прямо с порога обрушился с обвинениями на опешившего Эдвардса, которого Смит не успел ни о чем предупредить.

— Какие деньги? — осторожно спросил Том.

— Деньги с маржинального счета Британской торговой компании.

— Извините, — сказал Эдвардс. — Но кто вы такой и какое отношение имеете к этому счету?

— Меня зовут Джеймс Ремини. Я являюсь одним из главных акционеров Британской торговой компании.

— Это так, Питер? — поинтересовался Том.

Смит кивнул.

— Я проверил все документы, и наши юристы тоже это подтвердили.

— Итак, что произошло с моими деньгами? — повторил Ремини.

— Перевод денег был осуществлен с соблюдением всех необходимых процедур, — сказал Смит, бросив испуганный взгляд на Эдвардса.

— По чьему распоряжению? — настаивал Ремини.

— Насколько я помню, соответствующий документ подписал один из директоров. Питер, вы помните его фамилию? — Эдвардс не мог вспомнить всех деталей операции.

— Борис Пожарнов, — тотчас же подсказал Смит. — Его письмо у меня с собой.

Он протянул копию письма, сфабрикованного Джоном. Ремини выхватил лист бумаги у него из рук, пробежал его взглядом, после чего изумленно уставился на банковских сотрудников, с трудом сдерживая ярость.

— Вы проверили подлинность подписи? — спросил он.

Смит кивнул, а Эдвардс добавил:

— Мистер Пожарнов обладает правом подписи. Если вы с ним свяжетесь, то он, конечно же, объяснит причину своих действий.

— Обязательно свяжусь, когда в следующий раз обращусь к психиатру, — сухо ответил Ремини.

— Что вы имеете в виду? — спросил Эдвардс.

Смит сглотнул комок, подступивший к горлу.

— Борис Пожарнов мертв, — отрезал Ремини.

— Когда это случилось? — спросил Эдвардс, теперь уже по-настоящему встревоженный. — Вы хотите сказать, что это письмо поддельное? Если так, то мы немедленно займемся этим вопросом.

Ремини вплотную наклонился к нему.

— Именно это я и хочу сказать. Это письмо от одного покойника к другому. Речь в нем идет о тридцати пяти с лишним миллионах долларов, мать вашу. Я хочу знать, куда подевались мои деньги, мать вашу!

Он повысил голос. Угроза стала осязаемой.

Эдвардс тотчас же занял оборону.

— Я должен оговориться, что в настоящий момент у меня нет никаких оснований так думать, но если выяснится, что вы правы, то мы примем меры. Наш банк застрахован от подобных ситуаций.

— Вот как? — сменил тон Ремини. — Что это значит?