Хам и хамелеоны. Том 2 - [74]

— Наследил паспорт и пластиковая карточка на ту же фамилию.

— Вы чеченцев имеете в виду? — уточнил Филиппов.

— Ну вот, сразу чеченцы… — вздохнул комиссар.

— Просто это первое, что приходит в голову, — ответил Филиппов.

— Я не сказал, что чеченцы. Хотя, кто их знает? Не исключено, что к гибели девушки имеют отношение албанцы, — добавил Вердавуан. — Но это вообще отдельная статья.

— Почему тогда утверждаете, что кавказцы? — не удержался Николай.

— Недавно у нас раскрутили целую группировку. В Париже. Подумать жутко, что они вытворяли.

— Видите, вам жутко, а Евросоюз всё нашим функционерам головы морочит с правами малых народов, — проворчал Николай. — Что Бен-Ладен, что Албания — одна язва. Вас бы туда отправить на недельку, к этим малым народам. Коллега ваш там и дня головы не сносил бы, — Николай повел глазами на бритый затылок Пьеро. — Отвинтили бы и родне прислали в обувной коробке.

— У нас не принято так относиться к этой проблеме, — слегка ухмыляясь, заметил Вердавуан. — Сколько я ни имел дел с выходцами из Чечни, так и не смог поверить в их кровожадность.

— Я о чем и говорю. Наши бы ему голову отвинтили. А отдувались бы чеченцы, — сумрачно добавил Николай. — Ваше правительство правильно делает, что протестует. Проблема не в тех, кто воюет, а в тех, кто развязал войну. Правду нужно говорить. И писать. Ваши газеты пишут правду?.. Если о людях судить по правительству, которое сидит у них на шее, неизбежно приходишь к выводу, что мир сплошь заселен идиотами. Но ведь это не так…

— Вы необычно рассуждаете, — помолчав, заметил комиссар. — Русские обычно патриоты.

— Я тоже патриот, — сказал Николай. — Поэтому и говорю, чтó думаю. Кашу в Чечне заварили наши, русские. Ну и еще кое-кто подвизался. Из ваших уже, чтобы Россию развалить. Всё остальное — болтовня.

— У нас была своя Чечня. В Алжире. Ад кромешный. Политики могут что угодно говорить, но люди знают, как там всё было. Воевать-то приходилось людям, — вздохнул Вердавуан.

С минуту все молчали.

— Знаете, что про французов говорят? — нарушил Николай молчание. — Что вы не способны отстаивать свои принципы. Только свое благополучие. После нас хоть потоп… Поэтому и живется вам хорошо. Но это так, на время…

Комиссар не обижался. В английской формулировке фраза прозвучала мягче.

— Франция — крохотная страна. Чего ж вы от нас хотите? — развел руками комиссар. — Насчет этой истории… У нас есть еще одна следственная версия, — перевел он разговор в прежнее русло. — Я имею в виду операцию… Удалили орган не у нас, во всяком случае, не в больнице. Мы проверяли по всей Франции…

Николай безучастно смотрел в окно. Филиппов выразил недоумение:

— Границы прозрачные. По соседству нигде не могли сделать?

— Вот и гадаем, — закивал Вердавуан. — Граждане Молдовы, да и не только они, продают свои органы за деньги. Туркам, например. Знаете, сколько им дают за почку? Три тысячи долларов. А оперировать в Турцию увозят… Неужели не слышали никогда? У малоимущих покупают органы. У вас в Молдове полно калек, добровольных.

— Чудеса какие-то… Лично я никогда не слышал ничего подобного, — пробормотал Николай. — И потом, Молдова — это давным-давно не Россия. Органы покупают для пересадки, что ли?

— В Европе доноров не хватает. Где брать? Один из таких каналов в Румынии мы как-то раскручивали. Но у нас во Франции такого еще не было, — ответил Вердавуан.

Николай рассеянно что-то обдумывал.

— Есть основания предполагать, что орган у покойной забрали, — продолжал комиссар в том же духе. — Совместимость между донором и реципиентом — большая редкость. Один человек на пятнадцать тысяч. И вообще, само изъятие донорских органов — очень сложная процедура. Без руки специалиста не обойтись. Такие специалисты, естественно, на виду. Поэтому сколотить большой капитал на таком бизнесе практически невозможно. Вот мы и ломаем голову. Меня это заставило провести параллель. Мы проверили…

— Я могу окно приоткрыть? — спросил Николай, заметно побледнев.

Он распустил галстук и теперь с жадностью глотал врывавшийся в машину ветер. Он выглядел растерянным, губы приобрели синюшный оттенок, что не ускользнуло от внимания комиссара.

— Сердце у вас не шалит случайно? — поинтересовался он.

— Слава богу, — пробормотал Николай.

— Вид у вас, прямо скажем… Вы бы проверились… Приехали, — объявил Вердавуан, глазами показав на тянувшуюся слева больничную ограду.

Пьеро развернул машину и подрулил ко входу. Комиссар, Николай и Филиппов вылезли на тротуар. Пьеро остался за рулем. Комиссар направился к выложенной ракушечником дорожке, сквозь заросли мокрого остролиста выводившей к каменному крыльцу.

Звонить в дверь пришлось несколько раз. Наконец высунулась физиономия. Чернокожий мужчина в белом — не то привратник, не то санитар — без вопросов пригласил всех войти; его, видимо, предупредили о визите.

Николай не тронулся с места. Побледнев сильнее прежнего, он облокотился о выступ крыльца, не в силах сделать ни шага.

— Сделайте одолжение, — окинув его внимательным взглядом, попросил комиссар. — Мы всего на пару минут…

Проследовав за санитаром в конец длинного коридора с мертвенным неоновым светом, они попали в просторный зал. Всё тот же африканец, худосочный, но стройный, как незнакомое экзотическое дерево, провел их дальше, в глухое помещение без окон. Вдоль стены тянулись рядами металлические дверцы. Стоял необычный запах.