Хаидэ - [16]

— Убери страх. И слезы. А то убью тебя.

Девушка закивала. Ахатта подвинула к ней одежду.

— На. Еду возьми. И бурдюк. Идешь со мной. Быстро!

Так и появились они в темной погребальной камере, куда Ахатта втолкнула девушку и влезла сама. Сказала в темноту вполголоса:

— Зажги огонь, жрец. Наверху никто не услышит нас. Некому.

И снова резко засмеялась, так что Техути подумал сперва — заплакала.

Потом они сидели кружком на полу, ели острую колбасу из кусков сала и мяса с пряными травами, набитую в бараньи кишки, жадно запивали кислым вином из хлюпающего бурдюка и говорили, решая, что делать дальше. Хаидэ с тревогой смотрела на спящего рядом сына, завернутого в тряпье и время от времени засовывала руку в вырез рубахи, пока Ахатта не сказала ей с вызовом:

— Он пил мое молоко, Хаи. Наелся и спит.

— Твое?

В наступившей тишине все ждали, что скажет мать. Хаидэ, помолчав, кивнула, прикладывая руку к грязному лбу.

— Да хранит тебя учитель Беслаи, сестра, а я говорю спасибо тебе.

Ахатта перевела дух и протянула подруге кусок колбасы. Та откусила и отдала Техути. Зашнуровала рубаху на пустой груди, куда так и не пришло молоко.

— Ты убила их всех, Ахи. Но скоро утро, если тати нагонят Убога и убьют, они вернутся. Теперь у нас есть кони, мы можем ускакать, когда поедим.

— Они не догонят его, — уверенно сказала Ахатта, — и не убьют.

— Ахи, он просто бродяга. Дорожный певец.

Ахатта вытерла рот и передала вино девушке, показала жестом, пей.

— Нет, сестра. Он не просто бродяга. Однажды в степи мы сидели и он пел мне. Детскую песенку, забавку. А потом в полдыхания, не смолкая, взял лук с моих колен и пустил стрелу в прыгнувшего из-за кустов волка. И продолжил меня забавлять. Я не знаю, кем был он, пока не потерял разум, но он — воин.

— Они могут увидеть, что лошади без всадников, — подал голос Техути, — тогда разделятся и вернутся сюда.

— Это так, — согласилась Ахатта, — или он вернется сюда и приведет наших воинов. Таскать сейчас ребенка на быстром коне не надо, да и тебе, Хаи, лучше не скакать этим днем.

— Ты можешь истечь кровью, и скакать с сыном ты будешь медленнее, — поддержал Техути, — я поеду в стойбище, уведу коней. Ахатта пусть внесет сюда все, что осталось от диких, и затопчет костер, дождетесь подмоги тут. Если вернутся дикие, решат, что их воины были тут и двинулись дальше.

— Найдешь ли ты дорогу, жрец? Степь просторна, твой Крылатка всегда лучше тебя знал, куда нужно скакать, — сказала Ахатта.

Техути пожал плечами.

— Скажите другое. Тебе ехать нельзя, Ахи, у княгини нет молока. Нельзя рисковать жизнью мальчика.

Все помолчали. Мальчик зашевелился, замахал сжатыми кулачками, сморщил личико, освещенное тусклым мигающим светом лучины. Хаидэ и Ахатта одновременно склонились к нему, протягивая руки. И Хаидэ отодвинулась, позволяя подруге взять ребенка на руки, только подержала его за маленький кулачок, пока тот присасывался к текущему соску.

— Мне придется втащить сюда и убитых, — спохватился Техути, — нет времени их зарывать. Свалим в норе и забросаем хворостом. А дыру сюда придется пока завалить, чтоб вас не нашли.

— Тогда нас не найдет и Убог, если вернется, — сказала Хаидэ, — если мы будем сидеть тут, как мыши.

— Найдет, — Ахатта, покачивая мальчика, улыбнулась, — найдет, я оставлю ему знак.

Когда ребенок поел, она отдала его матери и полезла в каменный лабиринт следом за Техути и девушкой, которые ушли раньше, чтоб забрать сумки и бурдюки. Хаидэ осталась одна с сыном, сидела, привалившись к каменной стенке, качала ребенка и слушала исходящее болью тело. Да, она не сможет скакать так быстро, как нужно. Жаль, что некого отослать с одной лошадью подальше в степь, на всякий случай. Если не вернется Техути, через день и, может быть, ночь, все равно надо будет выбираться наружу и ехать навстречу воинам, что будут искать их. И лучше верхами, чем пешком. Жаль, что он уезжает. Это время под каменными сводами ей хотелось бы провести с ним, потому что дальше — кто знает, что будет дальше.

Когда трупы свалили в земляной мешок, сдвинув их в узкую нишу под нависшим глинистым сводом, Техути протиснулся в камеру, взял Хаидэ за руку.

— Все сделаю, чтоб вернуться быстро и вытащить вас отсюда. Ты знай, все.

— Я верю тебе. Бери девушку и скачите.

— Я не поеду от госпожи!

Они обернулись на испуганный возглас. В красном мерцании бывшая пленница сидела на корточках у входа в камеру, переводила с Техути на Ахатту блестящие глаза. Повторила:

— Не поеду!

— Тогда я велю тебе, — строго ответила Ахатта, — я твоя госпожа, так? Скачи и вернитесь живыми.

— Да, госпожа! — с восторгом согласилась та, и неловко поклонившись, полезла в каменный лабиринт. Подруги переглянулись и рассмеялись.

— Видишь, Хаи, теперь у меня есть своя подданная! — важно сказала Ахатта.

— Даже двое, у тебя еще есть Убог!

— Нет, — Ахатта стала серьезной, — бродяга не подданный мне. И тебе тоже. Он сам по себе.

Техути выпустил руку княгини. Она обернулась к нему:

— Поскачете, оставляя курганы ровно за спиной, пока не засветит над левой бровью сережка Миисы. Это перед самым утром. Тогда повернете так, что сережка была над переносицей, ближе к уголку левого глаза, и скачите, пока не увидишь курганный круг.