Хагакурэ - [20]

Он открыл бочку с сакэ прямо перед посланником, выпил три больших чаши сам и дал одну посланнику. Затем Таканобу ответил на его вопросы и отправил его об­ратно во вражеский лагерь.

* * *

Такаги Акифуса выступил против клана Рюдзодзи, а затем попросил защиты у Маэда Иё, который приютил его. Акифуса был воином безупречной доблести и известным мастером меча. Ему прислуживали Ингадзаэмон и Фудодзаэмон. Они были сами под стать Акифуса и не покидали его ни днем, ни ночью.

Случилось так, что господин Таканобу послал Иэсада убить Акифуса. И вот однажды, когда Акифуса сидел на веранде, а Ингадзаэмон мыл ему ноги, Иэсада подскочил к Акифуса сзади и отрубил ему голову. Не успела его голова упасть, Акифуса вы­хватил свой короткий меч и повернулся, чтобы нанести ответный удар, но при этом случайно отрубил голову Ингадзаэмону. Обе головы вместе упали в таз для мытья ног. Затем голова Акифуса поднялась среди со­бравшихся. Это произошло потому, что Акифуса владел какими-то магическими знани­ями.

* * *

Священник Таннэн любил говорить в своих проповедях:

«Монах не может достичь совершенства на буддийском Пути, если он не проявляет сострадание вовне и не развивает смелость внутри. Воин не может быть слугой, если он не проявляет смелость вовне и не таит в сердце столько сострадания, что оно готово разорвать грудь. Поэтому монах должен учиться смелости у воина, а воин – состраданию у монаха.

Я много лет странствовал и встречал много мудрых людей, но никогда не находил средства достижения знания. Поэтому вся­кий раз, когда я узнавал о смелом человеке, я отправлялся к нему, с какими бы труд­ностями ни было сопряжено путешествие. Я ясно понял, что предания о Пути Самурая помогают постигать буддизм. Воин, к при­меру, может с оружием в руках ворваться во вражеский лагерь и сделать это оружие своей силой. Может ли монах с четками в руках броситься под копья и мечи, воору­жившись лишь своим смирением и состра­данием? Если у него нет смелости, он не сдвинется с места. Это подтверждается еще и тем, что священник, раздающий благово­ния на великой службе в честь Будды, дрожит от страха. А все потому, что у него нет смелости.

Такие вещи, как возвращение человека с того света или спасение из ада всех живых существ, возможны только тогда, когда есть смелость. Но монахи наших дней заботятся лишь о том, чтобы быть благочестивыми, и поэтому среди них нет тех, кто прошел по Пути до конца. Более того, среди воинов есть тщедушные люди, которые прикрываются буддизмом. Здесь есть о чем сожалеть. Тот, кто учит буддизму молодых самураев, совершает великую ошибку. Дело в том, что после этого они будут видеть вещи двояко. Но человек, который не направляет свои усилия в одном направлении, ничего не достигает. Буддизм под стать изучать стари­кам, которые ушли в отставку. Но если воин может двадцать четыре часа в день без устали нести на одном плече преданность и чувство долга, а на другом – смелость и сострадание, он будет самураем.

В своих утренних и вечерних молитвах и в течение дня он должен повторять имя своего господина. Для него оно ничем не отличается от имени Будды и от священных слов. Более того, таким образом он будет в гармонии с божествами, которые покровительствуют его семье. От этого зависит судь­ба человека. Сострадание напоминает мать, которая питает свою судьбу. Прошлое и настоящее дает нам много примеров бес­славной смерти выдающихся воинов, кото­рые были смелыми, но не имели сострада­ния».

* * *

Однажды в разговоре с господином Набэсима Наохиро слуга сказал:

– Здесь нет людей, на которых хозяин мог бы полностью положиться. Хотя я ничтожный человек, я один готов отдать за вас свою жизнь.

Говорят, что, услышав эти слова, госпо­дин Наохиро разгневался и воскликнул:

– Среди наших слуг нет ни одного че­ловека, который дорожил бы своей жизнью! Все они слишком высокомерны! – И он eдарил бы слугу, если бы присутствовавшие не уволокли его.

* * *

Однажды, когда основатель семьи Тиба мастер Танэсада плыл по морю на остров Сикоку, разыгралась буря, и корабль был поврежден. Он не утонул только потому, что несколько существ «морское ухо» со­брались вместе и закрыли собой пробоину в днище. С тех пор ни сам Тиба, ни его родственники и слуги никогда не ели «мор­ское ухо». Говорят, что когда один из них невзначай съел «морское ухо», его тело пок­рылось нарывами в форме «морского уха».

* * *

Во время падения замка Арима, на двад­цать восьмой день осады, в окрестности внутренней цитадели на дамбе между по­лями сидел Мицусэ Гэнбэй. Накано Сигэтоси, проходя мимо, спросил у него, почему он сидит в этом месте. Мицусэ ответил:

– У меня болит живот, и я не могу идти дальше. Я послал свою группу вперед, но она оказалась без предводителя. Пожа­луйста, прими на себя командование.

Поскольку об этом рассказал посторон­ний наблюдатель, Мицусэ был признан трусом, и ему было велено совершить сэппуку.

В древности боль в животе называлась «зелье тщедушных», потому что она приходила внезапно и лишала человека воз­можности двигаться.

* * *

Во времена смерти господина Набэсима Наохиро господин Мицусигэ запретил слугам Наохиро совершать