Хаджи - [192]

Нада смотрела, как уменьшалась фигура Ишмаеля, пока машина шумно ехала по хлопающим доскам моста. И когда они направились в Амман, она не чувствовала горя. И в самом деле, ее наполнили предчувствия и внезапное чувство свободы. Ужасное бремя исчезло.

«Очаровательный» — так частенько говорили о Хамди Отмане. Пока французы управляли его страной и обучали его, сириец Отман развил свой шарм. Для честолюбивого дипломата шарм — лучший реквизит.

Когда Объединенные Нации спустили с цепи свою новую бюрократию, целая армия посредственных чиновников устремилась к золотому дну. Каждая страна требовала своей доли доходных постов, и критерием была не квалификация, а квота. Одним из сомнительных подарков Сирии новому мировому порядку стал Хамди Отман.

Будучи профессиональным чиновником ЮНРВА, он быстро проложил себе путь сквозь слои посредственности наверх, в высшие эшелоны. Отман, один из глав ЮНРВА в Иордании и на Западном Береге, обладал властью и контролировал большие средства в маленьком королевстве, состоявшем из множества лагерей беженцев.

Личное прикосновение к сценам и запахам лишений в лагерях было уделом чиновников среднего и низшего ранга. Статус же Хамди Отмана в его собственном понимании диктовал обширную виллу на одном из голых холмов, окаймлявших Амман.

Хотя город и был столицей исламского государства, длительное присутствие англичан разъело мусульманский запрет на алкоголь. Жизнь была скучна на этой заброшенной окраине, и кучка посольств, органов ООН и прочих иностранных организаций жалась друг к другу, изолируя себя от пыльной неприятности Аммана. Их modus operandi состоял в бесконечных вечерах коктейлей.

Коктейли устраивались для встреч и прощаний с послами, первыми и вторыми секретарями, военными атташе, служащими ООН. Они устраивались по случаю празднования Дня взятия Бастилии, Четвертого июля, а также освобождения, свободы, дней независимости каждой страны, имевшей в Иордании дипломатическое представительство. Управляющие иностранных корпораций, приехавшие с визитом сановники, авиалинии и туристские компании, ведущие иорданские бизнесмены, — у всех было свое местечко в иерархии вечеров коктейлей.

Это была одна и та же труппа праздношатающихся пьяниц с тупыми глазами. Так же туп был и разговор, или же он состоял из сплетен, ведь новости о том, «кто кого», были единственным истинным возбудителем, не считая редких случаев соколиной охоты. Целование ручек, подавленные зевки, состав исполнителей — все это редко менялось.

Хамди Отман был продуктом вечеров коктейлей. В Аммане он на них царил. Его «приглашения» были из числа самых интересных. Пышная вилла; кладовая, не вмещавшая всех этих безналоговых и беспошлинных ликеров и французских деликатесов. Его французский повар вместе с набором кухонных работников готовил горы еды для гурманов. Все это приличествовало главе организации по оказанию помощи.

Но Амман все-таки был арабской столицей, а Хамди Отман — все-таки арабом, так что несмотря на весь шарм оба пола отделялись друг от друга и женщины толпились в одной комнате, а мужчины в другой.

Мадам Отман представляла собой раскрепощенную арабскую женщину, получившую образование во Франции, носившую элегантную французскую одежду и обращавшую на себя внимание. И все же под западной фанеровкой мадам Отман была арабской женщиной с арабским мужем. Хотя ей не надо было работать, ей не позволялось участвовать в некоторых общественных мероприятиях. Центром ее жизни была бесконечная болтовня в единственном в городе жалком загородном клубе. Ей никогда не позволялось выходить за пределы душного мира невольных раскрашенных птичек, гуляющих в расточительных птичьих домиках, которые на самом деле были клетками и лишь иначе назывались. Когда не нужны были автоматические рукопожатия и улыбки, она становилась печальной и унылой женщиной, запертой в своей ненужной жизни.

Хамди Отман гордился тем, что все его слуги были из числа беженцев, все четырнадцать. Хамди Отман не был ни добрым, ни великодушным. Заработки были пустяковые, и то, чего не хватало для его расходов, легко можно было получить манипуляциями через его контроль над бюджетом ЮНРВА и всемогущие продовольственные карточки. Слуги его жили в казарме, условия были суровые.

Его шофер, садовники, телохранители, дворецкий, слуги-мальчики занимали одну спальню. Шесть мужчин-служащих жили уединенно, как монашки, в казарме, разделенной занавесками. Четыре были помощниками на кухне. Еще была личная горничная мадам Отман, и еще Нада.

Нада была нянькой двух дочек Отманов, трех и четырех лет, и их пятилетнего сына. Когда прошли первоначальная тревога и культурный шок, Нада приняла свое положение твердо и довольно радостно. К большому облегчению мадам Отман, Нада наконец забрала детей из ее рук, освободив ее для лишних часов в загородном клубе и перед зеркалом в гардеробной.

Дети Отманов, изголодавшиеся по ласке, вскоре стали за один день получать любви больше, чем когда-либо давали им родители. Нада была чудесной няней. Она пела им песенки, читала то, что могла прочесть, смеялась вместе с ними, рассказывала им страшные и таинственные истории, тискала их, целовала. Когда надо, она бывала очень строгой, но никогда не шлепала. Она управлялась с ними простым повышением голоса. И они задавали сколько угодно вопросов и играли в сколько угодно игр. Нада не жаловалась. Нада работала. Прелестная маленькая драгоценность!