Хаджи - [10]

Однажды под вечер Набиль и Гидеон набрели на маленькую группу низкорослых дубов среди окружающей голой пустыни. Одинокий бедуин сидел под деревом, устраивая из своей одежды навес над головой. Возле бедуина стоял глиняный кувшин с водой, лежал кусок черствого хлеба.

Набиль позвал его, а затем приблизился к бедуину, находившемуся в полутрансе из-за слепящей жары.

Они поговорили, и он повернулся к Гидеону.

— Кто это, Набиль? — спросил Гидеон.

— Его зовут Мустафа. Он из племени Суликан.

— А зачем он здесь сидит?

— Говорит, ждет друга. Говорит, друг сказал ему, что пойдет этим путем.

— Давно он сидит?

— Несколько кругов солнца.

— Разве он не знает, когда придет его друг?

— Он говорит, раньше или позже.

— Ты имеешь в виду, что он сидит день за днем, не зная?

— Он знает, что друг его придет. Когда придет — неважно. Ему больше нечего делать.

Перед самыми сумерками Набиль учуял караван верблюдов. На своей лошади он ездил, казалось, бесцельно, кругами, пока не нашел следы. Набиль спешился и приник носом и губами к следу.

— Они прошли здесь недавно, — сказал Набиль.

— Сколько времени прошло?

— Немного.

— Несколько часов?

— Может быть.

— Много часов?

— Может быть.

— Три, четыре, пять часов?

— Может быть.

— Достаточно времени, чтобы солнце взошло и зашло?

— Нет, не так давно.

— Сколько, по-твоему, было верблюдов?

— Несколько.

— Пять?

— Может быть.

— Пятьдесят?

— Может быть. Следы глубокие. Они были тяжело нагружены.

— Где они будут проходить?

Набиль, прищурясь, осмотрел горизонт.

— Там, — показал он рукой. — Колодец, принадлежащий Суликанам. Должно быть, это Суликаны или их союзники.

Гидеон развернул карту, чтобы отыскать ближайший колодец. На карте его не было.

— Далеко отсюда вода?

— Не далеко.

— Один день? Два?

— Может быть.

— Сколько миль?

— Миль? А, миль. — Набиль подергал себя за ухо. — Четыре сотни миль.

— Да нет, черт возьми. Не может этого быть. Сколько раз солнце встанет и зайдет, пока мы дойдем?

— Когда солнце взойдет здесь и пока не дойдет туда, — сказал Набиль, описав рукой дугу в направлении неба.

Пока костер догорал, Набиль читал стихи, а Гидеон лежал, глядя на небо и мчащиеся искорки комет. Это был тот самый момент, что делает пустыню реальностью. Гидеон был всеми ими от начала времен. Он был Моисеем и Авраамом, смотревшими в это же самое небо, раздумывая над древнейшими тайнами человека и ждущими ответа от Вселенной.

«Я был шакалом, ищущим добычу возле лагеря.

Я был великим конем, на котором скакал могущественный Мохаммед.

Я был верблюдом, первым в цепочке многих.

Я был всеми, кто смотрел на глупого двуногого зверя по имени человек и видел, что он глуп.

Я жил как царь на моих собственных диких дорогах, и они боролись».

Набиль вдруг остановился и насторожился.

— Слушай, — сказал он.

— Ничего не слышу.

Через несколько мгновений ветерок донес до него звуки.

— Как далеко они, и сколько их? — спросил Гидеон.

— Почему тебе всегда надо спрашивать о том, на что нет ответа, Гидеон?

— А вдруг это враги. Если бы я знал, сколько их и на каком они расстоянии, я бы знал, как подготовиться.

— Какая разница, далеко ли? В пустыне ты всегда должен быть готов, и сколько их будет, столько и будет. Ты не можешь это изменить. — Он прислушался и решил, что там много верблюдов и что они достигли колодца.

— Когда солнце встанет, мы доберемся до колодца, — сказал Набиль. — Не ходи и не пей из него. Мы пойдем туда медленно. А потом сядем на краю и будем удерживать лошадей, чтобы они не пили. Они издали следят за нами, и если будем пить без разрешения, будут стрелять. Через некоторое время они появятся. Меня они стерпят, потому что я Ваххаби, и тебя тоже из-за странного цвета твоих волос и глаз. А потом они позовут нас напиться.

Три дня они шли по следу, а бедуин по имени Мустафа все еще сидел в тени своей одежды, ожидая своего друга.

После четырех столетий злосчастного оттоманского правления чувства арабов к туркам были такими, какими они и могли быть у притесняемых к притеснителям, несмотря на то, что оба были братьями-мусульманами. Тайные арабские движения поднимались против турок, а в регион вступала война.

Главной персоной среди арабских диссидентов был шариф Хусейн, глава хашимитского клана из сектора Хеджаз Аравийского полуострова. Хеджаз занимал береговую полосу на Красном море протяженностью почти в тысячу миль, которая соединялась с британской жизненной артерией — Суэцким каналом. Хашимиты, прямые потомки Мохаммеда, соответствовали почетному положению «хранителей святых мест» Медины и Мекки с самой святой в исламе усыпальницей — Каабой.

Англичане играли на том, чтобы попытаться втянуть хашимитов в бунт против турок; так родился арабский национализм. Шариф Хусейн вступил в переписку с верховным британским комиссаром в Египте, чтобы определить цену за бунт арабов. Англичане обещали шарифу Хусейну, что в обмен на сотрудничество он будет сделан королем Великой арабской нации. Это был обман. Англичане и их французские союзники тайно строили другие планы относительно будущего арабских стран.

9 мая 1916 года англичане и французы заключили тайное соглашение о разделе региона. По именам переговорщиков документ был назван Сайкс-Пико. Позорный договор игнорировал и устремления евреев, и личные амбиции шарифа Хусейна. И Палестина ста-ла «дважды обетованной землей».