Хадасса - [49]
Одуванчики поглотила засуха, и бальзамины страдают от жажды. Небо затягивается. Я больше не могу заходить в мой класс. В ваш класс. Во двор тоже. И к дубу. В квартале красных кирпичей, охраняемом эрувом, я теперь большое раздавленное Н. Мы шли вместе, друг за дружкой, ты помнишь? Твой кудрявый пучок волос казался волшебным в ярких лучах июньского солнца. Ты торопилась домой, на улицу Блумфилд, но прежде чем свернуть на нее, в нескольких метрах отсюда ты обернулась, направила свое ружье на меня, Нет, мадам Алиса, и трижды выстрелила: Меня зовут — Ха-дас-са. Твои ножки топчут августовский газон. Ты уже не видишь меня. И больше не слушаешь. Твоя хрупкая фигурка исчезает. Я глажу свои недавно постриженные в каре волосы и пальцами отираю пот на шее. Небо. Серое. Небо. Серое.
Стук высоких каблуков на тропинке, вьющейся среди деревьев. Я поднимаю голову. Чулки телесного цвета со швом. Темно-синий костюм, брошь, украшенная багровыми камешками. Застегнутая блузка. Уткнувшись подбородком в траву, я вытираю взмокший лоб рукой, разрисованной хной. Я — свидетель сцены, которая должна разыграться в еще зеленом, как водоросли на морской глубине, сквере. Тишина, слышно лишь пение птиц, которых не видно, но прежде всего нескончаемое журчание фонтана. Женщина на тонких каблуках сошла с дорожки для детских колясок, подошла к водоему, присела на длинную деревянную скамейку. Осмотрела все вокруг. Различные входы в сад, песочницы, опять входы, каждый из них. Ее пальцы сжимаются и разжимаются, как и бедра, скрытые под нейлоном. Семнадцать часов пятнадцать минут, воскресенье, август. Рука женщины извлекает льняной платочек, аккуратно вытирает им лоб, затем виски, прикладывает к ямочкам на щеках, подносит ко рту, который приоткрывается, позволяя осушить его. Шапочка снова описывает круг и вдруг замечает меня. Внимательно приглядевшись, я узнаю лицо, которое не загорает или совсем чуть-чуть. Женщина, читавшая письмо цвета фуксии апрельским днем, — та самая, что была с зеленым воротничком на свадьбе Ривки: кузина Хадассы. Я сжимаюсь, склоняю голову, изображая безразличие. Подул горячий ветер, разметавший тополиные листья. Одной рукой женщина придерживает шапочку.
Одна, две, три секунды, и вот на сцене появляется мужчина. Он подходит с южной стороны, со стороны белых лоджий на фоне кирпичей. Женщина почувствовала, что он приближается, лихорадочно осмотрелась и увидела идущего ей навстречу Яна. Она резко встала, затем одумалась и снова села, опустив голову. Я подняла свою сумку, сунула в нее блокнот. Повернулась спиной к сцене, разыгрывавшейся уже без меня. Пересекла песочницу и, быстро шагая, обошла желтую горку. С сумкой через плечо повернула с улицы Сен-Виатер на восток. Ускорила шаг на Парковой аллее, где мне пришлось пробираться среди машин, а далее продолжила путь, минуя кошерную булочную, затем мясную лавку, я задыхалась, голова была в огне, прошла Жанн-Манс, кафе «Пейгл» и, уже обходя блинную, в ста метрах впереди увидела, услышала, почувствовала скрежет шин по мостовой, скрипящее, долгое, мощное, прерывистое торможение грузовичка, доставляющего товары. Быстрыми шагами я уже подходила к португальской закусочной и вдруг заметила Шарля, который, протянув руки, вышел из лавки и бросился к грузовичку с надписью «Ферма Лозон». Я замедлила шаг, сдерживая дыхание, пересекла Эспланаду и подошла к управляющему, который одним движением приподнял трупик Газ Бара в черно-красной потрепанной шкурке.
Ян обогнул бассейн и присел на соседнюю от нее скамейку. Он знал: обращаться к ней не надо. Следует держаться, будто они незнакомы. Двора не поздоровалась с ним, опасаясь, что их взгляды встретятся и они увидят друг друга. Ее угнетало то, что она осмелилась принять приглашение и, главное, села рядом с гоем. Женщина взглянула направо, налево, в сквере — никого. Пока она может остаться. Но чуть что — покинет сцену. Двора вспоминает вчерашний эпизод, комнату в глубине магазина, желание, охватившее все ее тело. Когда она вошла в лавку, где звучало пианино, то не увидела ни одного покупателя. Она пошла по проходам, без корзинки, потом подошла к двери на склад, наклонилась и увидела его, стоящего у пианино и наигрывающего мелодию. Затем Яну удалось ее уговорить, и в комнате, залитой солнцем, он сыграл ей ноктюрн до минор. Сидя на табурете и поджав ноги, Двора смотрела, как бегают пальцы поляка, как переворачивают страницы нот, как склоняется его голова над черными и белыми клавишами. Затем в какой-то момент палец оторвался от клавиатуры, медленно протянулся к ее губам, потрогал, погладил ее рот. Сидя неподвижно, она ожидала возмутительного поступка, но не дождалась, жест так и остался незавершенным.
Жара. Чайка села на воду. Она ищет ребенка, распевавшего рано поутру. И хлеба, который он раскидывал. Это отвлекло Двору, она подняла взгляд на бассейн. Фонтан вызывает жажду. Кожа женщины в широком костюме повлажнела. Под каштановым париком вспотела голова. Она сидит прямо, будто на ней корсет. Бедер, скрытых костюмом, не видно. Воображение сильно разыгралось, до безумия, до смерти. Под трикотажной шапочкой очень сильно, очень быстро произносится монолог,
Представленные рассказы – попытка осмыслить нравственное состояние, разобраться в проблемах современных верующих людей и не только. Быть избранным – вот тот идеал, к которому люди призваны Богом. А удается ли кому-либо соответствовать этому идеалу?За внешне простыми житейскими историями стоит желание разобраться в хитросплетениях человеческой души, найти ответы на волнующие православного человека вопросы. Порой это приводит к неожиданным результатам. Современных праведников можно увидеть в строгих деловых костюмах, а внешне благочестивые люди на поверку не всегда оказываются таковыми.
В жизни издателя Йонатана Н. Грифа не было места случайностям, все шло по четко составленному плану. Поэтому даже первое января не могло послужить препятствием для утренней пробежки. На выходе из парка он обнаруживает на своем велосипеде оставленный кем-то ежедневник, заполненный на целый год вперед. Чтобы найти хозяина, нужно лишь прийти на одну из назначенных встреч! Да и почерк в ежедневнике Йонатану смутно знаком… Что, если сама судьба, росчерк за росчерком, переписала его жизнь?
Роман основан на реальной истории. Кому-то будет интересно узнать о бытовой стороне заграничной жизни, кого-то шокирует изнанка норвежского общества, кому-то эта история покажется смешной и забавной, а кто-то найдет волшебный ключик к исполнению своего желания.
За годы своей жизни автор данного труда повидал столько людских страданий, что решил посвятить свою книгу страдальцам всей земли. В основу данного труда легла драматическая история жизни одного из самых лучших друзей автора книги, Сергея, который долгое время работал хирургом, совместив свою врачебную деятельность с приемом наркотиков. К духовному стержню книги относится жизнь другого его друга в студенческие годы, исповедавшего буддизм и веру в карму. В данной книге автор пожелал отдать дань страдальцам, ведомым ему и неведомым.
Увлекательная история жизни и трагической гибели Мэри Тернер, дочери английских колонистов, вышедшей замуж за фермера из Южной Родезии. Самый первый роман Дорис Лессинг, лауреата Нобелевской премии в области литературы за 2007 год, моментально принесший начинающей писательнице всемирную известность.
Автор рассказов этого сборника описывает различные события имевшие место в его жизни или свидетелем некоторых из них ему пришлось быть.Жизнь многообразна, и нередко стихия природы и судьба человека вступают в противостояние, человек борется за своё выживание, попав, казалось бы, в безвыходное положение и его обречённость очевидна и всё же воля к жизни побеждает. В другой же ситуации, природный инстинкт заложенный в сущность природы человека делает его, пусть и на не долгое время, но на безумные, страстные поступки.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.