Хадасса - [19]
— Привет Европе! — воскликнул Шарль, подошедший, чтобы пожать ему руку, и дернул ее так, что чуть не оторвал. С фисташкового цвета воротником и еще мокрыми волосами Шарль, счастливчик Блэк-Джека, сиял. Он ухватил Яна за плечи, повернул к витрине, воодушевился: — Смотри сюда, приятель, разве это не красиво! — Затем закружился, припевая: «Моя страна — не страна… пришла зима! Мой сад…»
Прижатый к прилавку Ян растроганно вздохнул и устремился за фартуком в заднюю комнату, где обнаружил стол, заваленный красными и зелеными украшениями, узелками, шарами и разнообразными гирляндами.
Надо было заполнить витрину пастернаком, корзинами с луком, сделать заказ у господина Лозона. Бакалейщики споро работали, болтая о зимних удовольствиях. Лыжи, коньки, ледяные дорожки, кемпинги, прогулки, подледный лов.
— В семь вечера, — предложил Шарль, округлив глаза, как сливы, — пойдем опробовать гору.
Ян хлопнул его по руке — идет! — и пошел расчищать тротуар.
— Порядок? — крикнула Нина, занимавшаяся тем же делом. — Техника придет не скоро, слишком много снега надо убрать!
Ян слепил снежок, поднес ко рту, сказал, что он пропах пылью, и цветочница, придя в восторг, громко рассмеялась. Надвинув капюшон и согнув спину, Ян наконец освоил эту работу, подбрасывал, соскребал, перекидывал снежные завалы слева направо. Через четверть часа коллега пришел подзадорить его своими насмешками, и оба упали в сугроб, мутузя друг друга, как мальчишки.
— Открыто? — спросил клиент, не решаясь войти.
Шарлю пришлось отпустить противника и проследовать за покупателем в лавку. Ян отыскал свои перчатки, отряхнул и надел их, затем снова приступил к работе, перекидывая плотные комья белого снега. Налево, направо, налево, направо, — тело горело от напряжения. Вьюга утихла, ветер тоже. Шея, спина, поясница у Яна вспотели, он запрокинул голову, глядя в небо. Потерял ощущение времени. Дышал, закрыв глаза. Но от звона колокольчиков подскочил. Входила она — в юбке, прикрывающей колени почти на шесть дюймов, избегая разглядывать лежавшие на прилавке светские журналы и газеты.
Ян узнал профиль, его утонченность, его рисунок. Он приподнимает подбородок, чтобы понаблюдать за нею, пока она в Лавке. Женщина вытирает сапожки, минует прилавок с грушами, углубляется в первый проход, исчезает. Бакалейщик гадает, видела ли она его, узнала ли, посмотрела? Шарль из-за кассы машет Яну рукой, улыбаясь, как шут. Оставаясь на улице, Ян сглатывает слюну, и глоток отдается в ушах. Надвигает капюшон, поскольку хлопья вновь повалившего снега щекочут глаза, сжимает ручку лопаты. Оглядывается. Хмурит брови. Шарль отходит от кассы, направляется во второй проход, теряется за паутиной растения. И вдруг — снежный занавес. Пульс Яна учащается, тело застывает. Он ничего не видит. Ни Шарля, ни ее. Высокий блондин ждет с замиранием сердца. Витрина засыпана снегом. Ян делает шаг. Еще один. Возвращается, опять сглатывает слюну, и снова — шум в ушах. Он не решается войти. Пальцы в мокрых перчатках сжимаются, тротуар у входа уже покрыт тоненькой пленкой льда… и вот они появляются, оба — у кассы, вскоре женщина поворачивается в сторону входа, идет по красной дорожке, протягивает руку, да, она открывает запотевшую дверь, колокольчики звенят, и они во второй раз в этой истории стоят лицом к лицу, она — глядя на него, он — на нее. Лицом к лицу. Дверь за нею закрывается, она выходит, двумя руками прижимая сумку к животу, опускает взгляд, ее правый каблук ступает на улицу, вот она переносит туда и левый, поворачивается телом на запад, и сразу после этого ее профиль и шапочка — туда же…
— Здравствуйте…
Сцену парализует звук мужского голоса. Сердца замирают. Голубой и белый пейзаж. Глубочайшая тишина. Изящные черные полусапожки, узкая юбка ниже колен, широкое пальто с подкладными плечиками, жемчужно-серый шарф, заколотый брошью, остановившийся взгляд. Затем «здравствуйте» растворяется, молодая женщина ускоряет шаг, и ее покупки бьют по бедру. Фильм продолжается. Слышен гул гусеничного трактора с его городским грохотом, скрежет лопаты Нины, убирающей снег. Рядом — бегущие дети. И женщины, разговаривающие с собаками. Художники, бросающие окурки в мусорные ящики. Две вдовы, только что вошедшие к цветочнице. В книжном магазине розовое пальто покроя «принцесса» ищет свою записную книжку. Шарль хлопочет во втором проходе. И Ян вдруг входит в Лавку.
— Ты ее обслуживал? — спрашивает он у Шарля, раскладывающего апельсины и лимоны, оставленные в корзине.
— Кого?
— Прекрати, Шарль, знаешь кого, — продолжает Ян нетерпеливо.
— Женщину, что приходила?
— Да, женщину, которая приходила!
— Что ты хочешь узнать, Ян? — осторожно спрашивает удивленный управляющий.
— Ну… да, не знаю, что она купила? — настаивает поляк.
— Персики, пять долларов за персики из Штатов. Ты с ума сошел? Что с тобой?
— Больше ничего?
— Нет, но она устроила тут неразбериху, три раза передумывала!
— И это все?
— Да ладно, Ян, ты ведь не положил глаз на эту женщину?
— Она говорила с тобой?
— Нет. Послушай, Ян, — продолжил Шарль, теряя терпение, — такие женщины с нами не разговаривают, ты же знаешь, кто они такие?
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.
Две неразлучные подруги Ханна и Эмори знают, что их дома разделяют всего тридцать шесть шагов. Семнадцать лет они все делали вместе: устраивали чаепития для плюшевых игрушек, смотрели на звезды, обсуждали музыку, книжки, мальчишек. Но они не знали, что незадолго до окончания школы их дружбе наступит конец и с этого момента все в жизни пойдет наперекосяк. А тут еще отец Ханны потратил все деньги, отложенные на учебу в университете, и теперь она пропустит целый год. И Эмори ждут нелегкие времена, ведь ей предстоит переехать в другой город и расстаться с парнем.
«Узники Птичьей башни» - роман о той Японии, куда простому туристу не попасть. Один день из жизни большой японской корпорации глазами иностранки. Кира живёт и работает в Японии. Каждое утро она едет в Синдзюку, деловой район Токио, где высятся скалы из стекла и бетона. Кира признаётся, через что ей довелось пройти в Птичьей башне, развенчивает миф за мифом и делится ошеломляющими открытиями. Примет ли героиня чужие правила игры или останется верной себе? Книга содержит нецензурную брань.
В книгу, составленную Асаром Эппелем, вошли рассказы, посвященные жизни российских евреев. Среди авторов сборника Василий Аксенов, Сергей Довлатов, Людмила Петрушевская, Алексей Варламов, Сергей Юрский… Всех их — при большом разнообразии творческих методов — объединяет пристальное внимание к внутреннему миру человека, тонкое чувство стиля, талант рассказчика.
Роман «Эсав» ведущего израильского прозаика Меира Шалева — это семейная сага, охватывающая период от конца Первой мировой войны и почти до наших времен. В центре событий — драматическая судьба двух братьев-близнецов, чья история во многом напоминает библейскую историю Якова и Эсава (в русском переводе Библии — Иакова и Исава). Роман увлекает поразительным сплавом серьезности и насмешливой игры, фантастики и реальности. Широкое эпическое дыхание и магическая атмосфера роднят его с книгами Маркеса, а ироничный интеллектуализм и изощренная сюжетная игра вызывают в памяти набоковский «Дар».
Впервые на русском языке выходит самый знаменитый роман ведущего израильского прозаика Меира Шалева. Эта книга о том поколении евреев, которое пришло из России в Палестину и превратило ее пески и болота в цветущую страну, Эрец-Исраэль. В мастерски выстроенном повествовании трагедия переплетена с иронией, русская любовь с горьким еврейским юмором, поэтический миф с грубой правдой тяжелого труда. История обитателей маленькой долины, отвоеванной у природы, вмещает огромный мир страсти и тоски, надежд и страданий, верности и боли.«Русский роман» — третье произведение Шалева, вышедшее в издательстве «Текст», после «Библии сегодня» (2000) и «В доме своем в пустыне…» (2005).
Роман «Свежо предание» — из разряда тех книг, которым пророчили публикацию лишь «через двести-триста лет». На этом параллели с «Жизнью и судьбой» Василия Гроссмана не заканчиваются: с разницей в год — тот же «Новый мир», тот же Твардовский, тот же сейф… Эпопея Гроссмана была напечатана за границей через 19 лет, в России — через 27. Роман И. Грековой увидел свет через 33 года (на родине — через 35 лет), к счастью, при жизни автора. В нем Елена Вентцель, русская женщина с немецкой фамилией, коснулась невозможного, для своего времени непроизносимого: сталинского антисемитизма.