Х20 - [22]

Сведи желание к его основе: Я не хочу курить. Не хочу курить. Хочу курить. Курить.

Он никогда не боялся непогоды. Наматывая круги, Гемоглобин заскулил, и я подумываю, не выкурить ли мне сигарету из жалости к животине. Мне хочется, чтобы здесь был Уолтер. Всего одну. Обещаю, если бы Уолтер был здесь, я бы выслушал даже его историю о расстреле.

Всем по нраву доброта к животным.

Впервые, хоть и пассивно, Тео затянулся в тот день, когда появился на свет, и считал, что из-за этого ему и нравится утренний запах табака на одежде. Запах напоминал Тео о матери. Сам Тео ни разу не курил до двадцати шести.

По материнской линии его предками в основном были несгибаемые шотландцы-кальвинисты, которые нисколько не сомневались, что им уготовано местечко в раю. То было семейство проповедников, миссионеров и мучеников, коим сомненья чужды, и мать Тео — не исключение. Она выкуривала по сорок “Блэк Кэт” в день и при этом порой изрядно закладывала за воротник. Часто она переходила дорогу, не посмотрев ни налево, ни направо.

Отец Тео сбежал, когда тот был еще ребенком. Жалуясь на прокуренные занавески и пепел в масленке, он сел на паровоз до Эдинбурга, и, по последним слухам, жил в Морнингсайде с крупье-атеисткой.

Возможно, эта подробность — шутка. Тео часто шутил по поводу матери. Он рассказывал ее жизнь как историю и умалчивал о ее поступках и настроениях в тихие периоды, когда с ней ничего не происходило. Насколько я знаю, им вечно не сиделось на месте, неразлучным и неторопливым, с ветром в голове.

Она назвала меня кретином еще несколько раз и отказалась взглянуть на меня, пока одевалась. Она отвернулась. Пуфик оставил на ее спине и ягодицах отпечаток узких полосочек вельвета. Я попросил ее остаться. Спросил, почему она уходит.

— Отвали, — сказала она.

Выходя, она грохнула дверью, и я услышал, что она пошла в комнату Джулиана. Через тонкую стену опять донеслось “кретин”. Я натянул рубашку и брюки, думая — господи, просто какая-то крошечная сигарета. По сравнению с решением Люси возлечь обнаженной на моем пуфике. Просто сигарета. Мне надо только пойти и поговорить с ней, и хотя я не до конца понимал, из-за чего она расстроилась, я счел это своим первым уроком (в качестве мужчины), свидетельствующим о том, что понять женщин невозможно. Разумеется, она вернется, иначе ведь она не стала бы со мной спать. Конечно. Всего лишь маленькая сигарета, бумажная трубочка, набитая сухими листьями. Да господи боже.

Стучать я не стал. Она сидела на краешке джулианова пуфика цвета хаки — он совершенно не шел к ее волосам. Она глубоко затянулась и обняла колени.

— Привет, — сказал я.

— Убирайся.

— Люси, я не понимаю.

Когда она усмехалась, ее лицо принимало форму сердца.

— Ты даже не можешь понять, когда девушка беременна.

Джулиан шаркал по комнате, опустив голову, похлопывал себя по карманам, заглядывал под подушку, выдвигал ящики стола.

Он с грохотом задвинул ящик и выругался.

— Держи, — сказала Люси.

Она протянула ему свою зажженную сигарету.

— Люси, прошу тебя!

Джулиан взял сигарету и глубоко затянулся, будто в его руки, рот и легкие наконец попало то единственное, о чем он всю жизнь мечтал. Он кольцами выпустил дым к потолку, затем благодарно посмотрел на Люси. Она вяло улыбнулась, протянула руку, взяла сигарету, затянулась.

И тут меня осенило. Джулиан Карр и Люси Хинтон, прямо на моих глазах, в соседней с моей комнате, наплевав на мои чувства, курили волшебную сигарету.

Я придерживался двадцатичасового расписания. “Кармен” отмеряли часы, часы складывались в дни, а поездки в трущобы и “Завтрашний мир” отмечали ход недель и месяцев. Я считал свои прошлые дни рожденья: 23, 24, 25, радуясь, что Париж излечил меня от забот.

Я много играл в пинбол, пока не научился проигрывать всего лишь на какие-то пять миллионов очков, а затем в квартире № 47 мы выслушивали истории других курильщиков, зачастую одинаковые, и раздавали сигареты. При обмене не возникало никакого просветления. Напротив, в нем присутствовала какая-то неизбежная английская невзрачность — она будто скрывала эту неизбежность.

Иногда приходили и другие посетители. Примерно каждые два месяца парнишка с физиономией любителя яблок пытался развести нас на сигареты. Это все равно что наблюдать, как он растет и придумывает разные решения одной и той же задачи. Как-то он пришел с девчонкой — может, сестрой. Он втолкнул ее в комнату.

— Это Мэри, ей нужно 20 “Плэйерс Нэйви Кат” для матери. — Он с надеждой поглядел на нас. — Ее мать служит во флоте.

— Не глупи, — сказала девчонка, — не нужны мне никакие сигареты.

— Заткнись.

— А вот и не заткнусь. Это мерзкая вонючая привычка, которая убивает людей.

Она протиснулась мимо него и ушла. Секунд десять, не меньше, он был несчастен и разочарован, а потом задумался о чем-то другом.

— Можно мне еще раз посмотреть на картинку с жвачкой?

Тео сказал парнишке, что отдаст ему плакат с Папаем, если парнишка будет следить, не идет ли сероглазая женщина.

— Вообще-то меня звать Джейми, — сообщил парнишка.

Я беспокоюсь — это для меня естественно. Сегодня я беспокоюсь, что Уолтера задавила машина. Беспокоюсь, что ею до смерти забил шквальный град. Что ветер понес его по улицам, как бумажонку, переломав каждую хрупкую косточку его тела. Я просто беспокоюсь, потому что без сигарет я естественнее.