Гвардеец - [21]

Выяснилось, что армейское начальство не утруждалось отправкой похоронок родственникам рядовых чинов, разве что, если погибшие не происходили из знатных семей. Жена-солдатка могла годами не знать, что муж давно уже похоронен в сырой земле.

«Непорядок, — подумал я. — Если каким-то чудом, смогу вырваться из застенка и сделать карьеру в армии, вот, с чего стоит начать преобразования. Не должны люди томиться в неведении. Внимание к ним — основа любого успеха».

Прошло уже больше месяца с нашего ареста. Наступила осень. Зажелтели листья, пошли непрекращающиеся дожди. Влаги и сырости стало еще больше. О переменах в природе мы узнавали из редких прогулок по территории крепости, в основном, когда нас водили к отхожему месту. Другим развлечением было посещение церкви, находившейся на территории Петропавловской крепости. Хотя Карл и не являлся православным, ему очень нравилось там бывать. Выходил он одухотворенным и очень задумчивым.

По-прежнему мы просто сидели в камере, изнывали от скуки, радуясь как празднику приходам Елены или Леночки, как любовно стал называть ее Карл. Похоже, он действительно влюбился в благодетельницу. Он стала его отдушиной среди мерзких дней и ночей в опостылевшей хуже горькой редьки тюрьмы.

Допросов все еще не было. Я видел мельком Фалалеева, когда Петров конвоировал нас с Карлом к храму. Чиновник уставился на меня, сразу узнал, но почему-то припустил в другую сторону, будто я прокаженный.

Жизнь имеет обыкновение меняться, причем непонятно к лучшему или наоборот. Как-то раз меня все же вызвали из камеры. Сердце сразу екнуло. Прошлый допрос не раз снился в кошмарах. Я вскакивал в холодном поту, крестился и с трудом усыпал снова. Повторные пытки могли оказаться мне не по силам.

Но солдаты не повели меня к застенкам. Мы прошли по длинному коридорчику, вдоль которого находились восемь невзрачных конторок. За каждым кипела работа, шли допросы, писались бумаги. Как я узнал немногим спустя: в штате Тайной канцелярии, вместе с московским отделением, состояло всего двадцать с небольшим человек, включая писарей, протоколистов и катов. Тем не менее, казалось, что щупальца этого спрута раскинулись по всей России.

Меня ввели в просторный кабинет. За огромным письменным столом, уставленным предметами непонятного предназначения, восседал Ушаков. За спиной его горел камин, весело потрескивая дровами.

Он отпустил солдат и, не страшась возможного нападения с моей стороны, предложил присесть на лавку. Впрочем, Федор Иванович действительно ничего не боялся, поскольку мог в одиночку скрутить практически любого заключенного. За неимоверную физическую силу его не раз называли Ильей Муромцем. Если бы он захотел, то сломал мой хребет поперек колена.

— Небось, соскучились по нам, барон, — с улыбкой сказал Ушаков.

— Не очень, господин генерал, — искренне ответил я.

— Верю, верю, — закивал великий инквизитор. — И перестаньте обращаться ко мне как к генералу. Можете звать меня по-простому, Андреем, по батюшке Ивановичем

— Понял, Андрей Иванович.

— Вот и чудесно. Гадаете верно, с чего бы это роспросы ваши прекратились…

— Есть такое дело, Андрей Иванович.

— А ведь мы зря время не теряли. Покуда вы в камере прохлаждались, людишки мои совсем с ног сбились.

Хотел бы я, чтобы он сам бы так в камере «прохлаждался». Но губы мои лишь изобразили нечто вроде понимающей улыбки.

— И представьте себе — нашли массу любопытных вещей, — продолжил Ушаков. — По всему выходит, что, убив Звонарского, вы оказали императорскому дому значительную услугу. Туда ему, сукину сыну, и дорога.

— Что это может означать для меня и моего кузена, — спросил я, подавшись вперед.

— А вот тут дело сложное. Убивство ведь было, значит, должны вы какое-никакое, а всеж наказание понесть. Я буду думать над решением по вашей судьбе, а оно зависит от того, что вы решите для себя.

— Простите, Андрей Иванович, мне пока ничего не понятно. Что я могу решить в этой ситуации?

— Я сделаю вам предложение, от которого вы вольны отказаться.

— Что за предложение, Андрей Иванович? — пристально поглядел я на генерала.

— Нам нужны надежные, — он надавил на это слово, — люди. Много скверны и лиходейства творится в отчизне, наша цель выкорчевать все, чтобы даже семени не осталось.

— Хотите, чтобы я сотрудничал с Тайной канцелярией?

— Нештатно, нештатно, дорогой барон. Вы ведь наверняка стремились в Россию, чтобы сделать карьеру. Считайте, вам повезло. Я помогу вам, Дитрих: сделаю так, чтобы вас зачислили в списки, скажем, лейб-гвардии ее императорского величества Измайловского полка. Вы курляндец, вас примут с распростертыми объятиями. К тому же вы спасали поручика Месснера, а он был измайловцем, значит, любовь товарищей вам обеспечена. Более того, в моих силах добиться для вас офицерского патента и прохождения баллотировки. Организовать нужную вакансию в полку — весьма просто, — Ушаков произнес это так, что сразу стало понятно — чтобы внедрить меня в Измайловский полк[8], он не остановится даже перед убийством.

— И что я должен буду делать, служа в этом полку?

— Самой главной обязанностью будет пресечение смуты. Услышать, как кто шепчет крамольные речи, плетет заговоры супротив матушки Анны Иоанновны или приближенных ее. Более того: если кто-то покажется вам колеблющимся, подтолкните его к принятию решения, чтобы мы смогли взять голубчика, покуда тот не натворил немалых бед.