Гусляр-2000 - [92]

История миссис Вайкаунт докатилась до Великого Гусляра, где к тому времени проживало несколько десятков очаровательных лялек. Но надо сказать, что почти все эти животные достались владельцам недешево, а любовь к ним была беспредельна. Так что лишь пара лялек попала в лес, а остальные жили как и прежде – зачем верить этим англичанам, которые спят и видят, как бы нагадить русскому человеку.

* * *

Как-то Минц вывел Удалова вечером погулять на набережную, а потом повлек в слободу за Грязнуху. Дело было весной, ближе к лету, вечер выдался теплым. Они гуляли, обсуждали разные проблемы, потом Минц спросил:

– Тебе ничего не кажется странным?

– Ничего.

– И тишина тебя не смущает?

– Какая тишина?

– Подумай. Обычно сейчас самое время заливаться соловьям. Соловьи – гордость гуслярского заречья. Положено котам кричать – у них еще не кончились брачные игры. Положено собакам брехать...

Удалов умен – он сразу сообразил, куда клонит друг.

– Какую связь ты видишь между этими явлениями, – спросил он, – и изобилием наших любимцев – лялек? Неужели и собаки от них могут пострадать?

– Собаки... Не знаю. Пока, наверное, нет. Но собаки чуют неладное, прячутся в будках – зубы наружу. Не веришь, загляни через забор – ни одна собака не носится вдоль забора, пугая прохожих.

– А коты?

– Боюсь, что котов в городе почти не осталось.

– Как же так? Неужели люди этого не заметили?

– Когда ты получишь молодую прекрасную женщину, то, может быть, отнесешься к исчезновению жены с определенным облегчением, – произнес Минц. – По крайней мере меньше будет уходить на питание.

– Но почему? Ведь японцы клянутся, что ляльки безобидны.

– Они безобидны, – ответил Минц, останавливаясь перед большой лужей посреди переулка Текстильщиков. За последние пятьдесят лет лужа обросла по берегам камышом, в котором таились лягушки. – Ляльки безобидны, но их функции – их вывели для этого – любить хозяина и пользоваться его ответной любовью. Это животные для любви и ради любви. Но ведь любовь – самое эгоистичное из чувств.

– Лев Христофорович, – отмахнулся Удалов, – ну при чем тут эти лисички? Это же не люди!

– Любовь – чувство вселенское, – торжественно ответил Минц. – И если крошки ляльки любят своих хозяев, они не могут делить любовь с другими. И чем дальше, тем больше. Я даже допускаю, что японские творцы не подозревали, что чувства в ляльках будут усиливаться от поколения к поколению. Полгода назад, когда в Гусляре появилась первая лялька, она была робким нежным созданием. А сейчас в каждом третьем доме лялька правит бал, а на улицах и в садах оказались никому не нужные ляльки, которые тем не менее тянутся к человеческой любви и инстинктивно понимают, что не получают ее из-за конкурентов. Знаешь что, Корнелий, я боюсь, что стремление генетиков создать идеальную машинку любви приведет к созданию идеальной машинки смерти.

Удалов не удержался и засмеялся.

Отозвалась лягушка, которая сидела на краю лужи среди камышей. Она заквакала, словно давно молчала и вот нашла компанию.

И тут же нечто быстрое, светлое блеснуло в луче фонаря, плеснула вода – лягушка не успела прыгнуть в воду, как исчезла в ротике ляльки, которая тут же растворилась в камышах.

– Что? – удивился Удалов. – Что случилось?

– Ничего особенного, очередная сцена ревности. Лялька полюбила тебя, а ты стал смотреть на лягушку.

Удалов отмахнулся, не поверил старому другу. И они пошли домой в тишине весеннего вечера, когда даже коты молчат, а попискивают лишь противоугонные сигналы на «Мерседесах» – но тут уж ляльки ни при чем.

* * *

Со всех концов света поступали тревожные сигналы.

Человечество разделилось на две части.

Первая часть – владельцы лялек, бескорыстно и нежно привязанные к ним и готовые ради них на любые жертвы, а также их ляльки, готовые на все, чтобы сохранить привязанность любимых хозяев. Вторая же половина человечества полагала, что от этой эпидемии любви исходит опасность для всего человечества.

Разумеется, существовали и переходные группы населения, и особенные слои. Например, число российских граждан, подписавших петиции за возвращение Японии Южно-Курильских островов, приближалось к двадцати процентам населения нашей державы.

Следующее тревожное сообщение пришло из Колумбии.

Наркобарон Эскобар Хуанито развел у себя на вилле шестьдесят хуаниточек, как именовали лялек в тех краях. Они ходили за ним стайкой, глядели в глаза и любили куда больше, чем его подчиненные. И вот однажды на виллу к Эскобару пожаловал прокурор Боготы, чтобы в спокойной обстановке вручить тому ордер на арест.

Произошел обмен репликами между прокурором и Эскобаром, после чего прокурор отправился к своей машине. Но дойти до нее он не успел.

Шестьдесят хуаниточек набросились на него, как стая ос, и в минуту обгрызли прокурора до белых косточек. К несчастью для хозяина виллы, полностью одобрившего действия своих крошек, сцену наблюдали шофер прокурора и охранник, которые заперлись в бронированной машине и смогли вырваться с территории виллы под пулеметным огнем.

Вечером виллу штурмовали вертолеты, всех хуаниточек захватили как вещественные доказательства, а сам наркобарон убежал.