Пантюшкину очень неприятно стало, что имя его дальнего родственника уже второй раз прозвучало как подозрительное.
— Он матрас на плече нес… — продолжала Капа. — Я его и спросила: «Где взял?». А он: «Купил». Это с каких пор у нас по ночам матрасами торгуют? Очень бы мне знать хотелось… И вообще он странный какой-то. Мы с ним один раз случайно в городе в цирке вместе оказались. Там фокусник выступал с шариками. Доставал их изо рта, из ушей. Все хлопали, всем нравилось. А Васянька закричал на весь цирк: «Вон как за рубль людей дурят! У него этих шариков полный рукав…» А фокусник через бархатный барьер перешагнул и прямо к Васяньке и пошел. Говорит: «Гражданин, а что это у вас в шляпе?» Васянька даже в цирке не удосужился шляпу соломенную снять. Бескультурный! Да… Снимает он, значит, шляпу, фокусник вытаскивает оттуда шелковый платочек. А за ним еще один. Уж и на арену спустился, а платки все тянулись. Мне мужчина один сказал, что Васянька в цирке подсадной уткой, наверное, работает. Платки в шляпе держит и с места кричит. И за это ему платят. Разве простой и честный человек так будет делать? Ни за что! Хитрый он жук…
Пантюшкин сморщился после Капиного рассказа и чтобы она больше никаких неприятных подробностей про Васянькину жизнь не вспомнила, спросил:
— А время, когда вы его встретили, не помните?
— Как не помнить? В полночь смена на пекарне заканчивается, вот и считайте!
Капа Рыкова оставила Пантюшкина в большом замешательстве. Может, Васянька все-таки не имеет отношения к краже телевизора? Но опять же, какой нормальный человек в полночь по улицам матрасы носит…
Решил Пантюшкин все-таки припугнуть Васяньку — этого хитрого жука. Сел на мотоцикл и поехал к восковому заводу.
В вахтерской Васянькина сменщица сидела у маленького столика, накрытого газетой, и пила чай.
— Здравствуйте… — сказал Пантюшкин. — А дяденька Васянька когда заступает?
— Пока его нету… У него нога болит…
— Нога болит? — у Пантюшкина стало такое лицо, будто он смертельно испугался за Васянькино здоровье. На самом же деле он вспомнил оторванную гирю на часах в доме Желтоножкиных и слова деда про то, что гиря преступнику ногу оттяпала.
Пантюшкин побежал скорее мотоцикл заводить, чтобы с места срываться и мчаться в деревню Марьины Бани, где Васянька живет.
Но как назло мотоцикл не заводился. Кашлял, шикал и умолкал. Пантюшкин обошел его вокруг и увидел клок травы в выхлопной трубе.
«Вредительство… — подумал Матвей Фомич. — За мной следят».
Он огляделся по сторонам. Но кроме двух мальчишек, бегущих к речке, не увидел никого. Зато увидел, как солнце за речку садится. Вечер наступал. И решил Матвей Фомич, что утро вечера мудренее. Надо утром к Васяньке ехать.
— Дяденька Васянька — он хитрый… — сказала утром Клариса. — Сразу почует, что к чему.
— Не почует! — отрезал Пантюшкин. — Я в гражданском поеду, как в гости. И на велосипеде.
— Все равно почует… Не роднились — не роднились, и приехал. Надо гостинец взять.
Дальнего родственника Васяньку Пантюшкин встретил, подъезжая к деревне. Он вышел из лесу, припадая на больную ногу, а за спиной нес грязный мешок. Как увидел Пантюшкина на велосипеде, так и завопил на всю дорогу:
— Мотя, ты что ль?! А я гляжу, кошка утресь умывается — к гостям…
Васянька прижался к Матвеевой щеке жесткими усами.
Хотел Пантюшкин сразу про телевизор спросить, да больно уж искренне обрадовался ему Васянька. Разжалобил.
— Садись на багажник, подвезу…
— А я глины наковырял! — радостно хихикнул Васянька, мостясь на багажнике. — Банька облупилась, помазать хочу. Не подсобишь?
Пантюшкин промолчал. Васянька, решив, что молчание — знак согласия, обрадовался:
— Вот и больно тоже… Ты здоровый — тебе раз плюнуть!
Вез Пантюшкин Васяньку по деревне, а тот, завидев кого из деревенских, кричал:
— Свояк приехал — баньку мазать!
Все смотрели с интересом.
— Я бы помог… — неуверенно сказал Матвей Фомич, когда они подрулили к баньке. — Да переодеться вот не во что…
— А это мы щас… — Васянька высыпал глину в деревянное корыто, нырнул в баньку и выволок сатиновые шаровары и линялый пиджак. До того старый и страшный, будто не один сезон его носило огородное пугало. — Штаны, пожалуй, коротковаты будут… Дак не на гулянку идем.
Васянька замесил глину и положил порцию в дырявый таз.
— Хорошо, что вёдро нынче — банька заветрится… Ты мазать-то можешь иль показать?
Васянька зачерпнул в горсть глины, размахнулся и метнул в трещину, где виднелись шершавые рейки. Глина расползлась по стене. Васянька бросил еще несколько горстей и разровнял старой подошвой.
— Видал? — он посмотрел на Пантюшкина и пододвинул таз.
Матвей Фомич неуверенно влепил глину в стену. Несколько тяжелых брызг отлетело в лицо. Он утерся рукавом, противно пахнущим плесенью и махоркой.
— Легше! — прикрикнул Васянька. — Чтоб не комками лепилась, а ложилась ровно!
И пошла работа. Матвей баньку мазал, а Васянька на краю корыта сидел и командовал:
— Водой-то смочи! Прямо, Моть, как в первый раз мажешь…
Соседка пришла. Рядом с Васянькой села и говорит:
— Хорошо со свояком на пару мазать-то…
— Плохо ли! — довольно крякнул Васянька. — Он хоть большую должность занимает, а мужик очень уважительный…