Гусар на крыше - [142]

Он только продолжал без устали растирать. У него уже болели руки. Он все время разогревал остывающие камни. Он осторожно пододвинул молодую женщину поближе к огню.

Его окружала беззвучная и беспроглядная темнота ночи.

«Я делаю это не в первый раз, — подумал Анджело, — но они все умирали у меня на глазах».

Не отчаяние, а скорее отсутствие надежды и, главное, физическая усталость все чаще заставляли его обращать взор в темноту ночи. Он искал не помощи, а покоя.

Полина, казалось, удалялась от него. Он не осмеливался заговорить с ней. Слова их недавнего хозяина все еще звучали у него в ушах. Он не забыл того, что тот говорил о трезвости мысли холерных больных, и он боялся трезвости этих уст, все еще продолжавших извергать белесую грязь.

Его удивляла и даже пугала пустота ночи. Он не мог понять, почему его до сих пор не пугал этот столь грозный мрак. Однако он не переставал растирать бедра и пах, на границе которых остановились холод и синева.

Наконец в голове у него замелькали обрывки красочных мыслей, всполохи яркого света, порой забавные и смешные, и, совершенно обессилев, он положил голову на все еще слегка вздрагивающий живот и заснул.

Он проснулся от боли в глазах. Он рассердился и открыл глаза. Было светло.

Он не мог понять, на чем мягком и теплом покоится его голова. Он видел, что до подбородка закрыт полами своего плаща. Он глубоко вздохнул. Прохладная рука прикоснулась к его щеке.

— Это я тебя закрыла, — сказал чей-то голос. — Тебе было холодно.

Он тотчас же вскочил на ноги. Голос казался знакомым. Полина смотрела на него почти человеческим взглядом.

— Я заснул, — сказал он самому себе, но вслух и очень жалобным голосом.

— Ты был совсем без сил, — сказала она.

Он задал несколько бессвязных вопросов, без всякой надобности прошелся два или три раза от ложа Полины до вьюка и обратно, не зная ни что он хотел взять, ни что нужно делать. Наконец он догадался пощупать пульс больной. Пульс был хорошего наполнения, и его частота не внушала опасений.

— Вы были больны, — сказал он очень серьезно, как будто пытаясь найти чему-то оправдание, — вы и сейчас еще больны, вам нельзя двигаться; я очень, очень доволен.

Он увидел обнаженные бедра и живот и покраснел до корней волос.

— Закройтесь хорошенько, — сказал он.

Он принес все свои вещи и устроил молодой женщине постель, обложенную горячими камнями. Он положил несколько камней к ступням и к ногам, почти до колен, двинуться дальше он не осмелился. Делая это, он невольно касался рукой тела, к которому, кажется, начало возвращаться тепло.

Утро было таким же радостным, как и накануне.

Анджело вспомнил о кукурузном отваре, которым Тереза поила его в детстве и который помогал от всего, особенно, кажется, от дизентерии. Он ни разу не вспоминал о кукурузном отваре, с тех пор как посвятил себя борьбе за счастье человечества. Но сегодня утром все о нем говорило: и воздух, и свет, и огонь. Он вспоминал эту клейкую, пресную, но очень освежающую настойку.

Он тотчас же вскипятил воду и очень хорошо приготовил свою настойку, не думая в этот момент ни о чем другом.

Молодая женщина с жадностью выпила кукурузный отвар. К полудню стало ясно, что судороги прошли.

— Я только чувствую себя совершенно разбитой, — сказала она, — но ты…

— Я совершенно в порядке, — ответил Анджело. — Мне достаточно видеть этот легкий румянец, появляющийся в нужном месте на ваших щеках. Здесь румянец никогда не бывает признаком лихорадки. Кстати, дайте-ка пощупаю пульс.

Пульс был лучшего наполнения и более спокойный, чем два часа назад. Оставшаяся часть дня была заполнена неустанными заботами и быстро рассеивающимися тревогами. Было тепло, Анджело совершенно не хотел спать, в голове не было ни одной мысли, но он бессознательно наслаждался пьянящим великолепием природы.

Он все время подогревал остывающие камни.

В конце концов молодая женщина сказала, что она чувствует себя мягкой и теплой, как цыпленок в своем яйце.

Спустился вечер. Из горсти кофейных зерен, которые им дал человек в сюртуке, Анджело заварил кофе.

— Ты продезинфицировался? — внезапно спросила молодая женщина.

— Конечно, — ответил Анджело. — Не беспокойтесь.

Он выпил кофе и полный стакан рома. Потом, завернувшись в свою куртку, лег около огня.

— Дай мне руку, — сказала Полина.

Он протянул открытую руку, и молодая женщина вложила в нее свою. Он уже засыпал. Сон казался ему надежным и спокойным убежищем.

«Горячие камни ведь больше уже не нужны», — подумал он.

— Ты порвал мою одежду, — сказала утром Полина. — Ты оторвал застежки от моей нижней юбки, и посмотри, что ты сделал с моими чудесными кружевными панталонами. Как я теперь оденусь? Я хорошо себя чувствую.

— Об этом не может быть и речи. Я выйду на тропинку в десяти шагах отсюда и буду караулить прохожего, чтобы послать его к станционному смотрителю. Наш мул ушел. И пожалуйста, не вздумайте вставать. Вас отвезут в карете. Сегодня вечером мы будем в Тэюсе.

— Я беспокоюсь за тебя, — сказала она. — У меня была холера, это совершенно очевидно. Ведь не от застежек нижней юбки и панталон у меня весь живот в синяках. Я, должно быть, была отвратительна! А ты, ты не сделал никаких глупостей?