Гунны - [56]

Николан знал причину плохого настроения вождя и колебался, предложить ли ему свое решение проблемы или нет. Он хотел сказать Аттиле, что дальний левый склон холма не столь крут, и атака на рассвете могла смести вестготов.

Но тут из темноты его позвал знакомый голос.

— Николан! Я пришел, чтобы сказать, что остаюсь твоим другом.

То был Рорик Роймарк, уже отличившийся в нескольких стычках с врагом. Николан повернулся к нему.

— Мой добрый друг! — продолжил Рорик. — Возможно, завтра мы оба погибнем. Не не хочу уйти в мир иной, не сказав, что мое отношение к тебе не изменилось.

— Рорик, я не мог первым подойти к тебе, — голос его дрожал от волнения. — Я знал, как ко мне относятся. И не хотел слышать новые оскорбления.

— Ты был прав с самого начала. Мы все здесь, готовые сражаться на стороне Аттилы. Мы отказывались смотреть правде в глаза. Все, кроме тебя. Ник, мой добрый друг, сегодня я почувствовал шелестение крыльев рядом с собой. Завтра я умру. Вот что я хочу тебе сказать. Если ты останешься в живых, обещай мне заботиться о моей семье и оберегать отца, сестер и наших лошадей от превратностей судьбы, как ты уже однажды сделал. Да, отец рассказал мне, что именно ты нашел способ укрыть Ильдико от грозящей ей опасности.

В темноте они пожали друг другу руки.

— Я клянусь, Рорик, прежде всего заботиться о них. Но напрасно ты такой грустный. Завтра легионы Рима побегут, и все переменится.

— Для тебя, надеюсь, что да. Но не для меня. Я слышал рядом с собой голоса, меня касались бестелесные руки. Я помечен смертью, — Рорик тряхнул головой и неожиданно улыбнулся. — Перед тем, как мы вошли в эту проклятую Галлию, я виделся с Гаддо. Он уехал вместе с моей сестрой. Потом она отправила его ко мне. Они знали, что в Тергесте за ними следят агенты Аттилы. Но им удалось ускользнуть незамеченными и они благополучно прибыли в Эпир. Гаддо рассказал мне и о скачках.

— Ильдико в полном здравии? — спросил Николан.

— Прекрасно себя чувствует, — Рорик широко улыбнулся. — Поначалу она очень рассердилась, когда владельцы других лошадей не пожелали, чтобы она участвовала в скачках. Они заявляли, что для них оскорбительно состязаться с женщиной. Но вдова Тергесте их застыдила. «Получается, — заявила она, — что нынче мужчины боятся женщин. Неудивительно, что все в мире пошло кувырком». Она предложила удвоить свою ставку, и против этого довода они не устояли. Ильдико может участвовать, сказали они, но при соблюдении приличий. То есть в жокейских шапочке и сапогах, — Рорик рассмеялся. — Ну и видец был у моей маленькой сестрички, в круглой фетровой шапке и сапогах на пять размеров больше.

— Но она выиграла! — воскликнул Николан. — Я уверен, что выиграла.

— Именно так. Странная вещь, Хартагер показывает лучшее время, когда им управляет она. Даже я ей не ровня. Гаддо говорит, что она провела заезд выше всяких похвал. Сначала она попридержала Хартагера, проиграв добрых двадцать ярдов, но зато обеспечив себе свободу маневра. А когда вдали показался финишный столб, начала что-то нашептывать ему. Они близкие друзья, поэтому он ее отлично понимает. Я буквально слышу ее слова: «А теперь, дружище, пришло время показать этим рожденным на земле лошадям, что ты не такой, как они, и сами боги учили тебя скакать в облаках». Хартагер помчался, словно черная молния и финишировал на много корпусов впереди. Вдова Тергесте вернула прошлогодний проигрыш и осталась с немалой прибылью! — голос Рорика помягчел. — Во время заезда с моей маленькой Ильдико слетели шапка и сапоги, так что к судьям она вернулась с развевающимися волосами и голыми ножками.

— Да ты у нас поэт, Рорик! — воскликнул Николан. — Какую яркую ты нарисовал картину! Я бы отдал десять лет жизни, чтобы присутствовать на тех скачках.

— Вдова увезла Ильдико и Хартагера в Грецию, на другие скачки. Потом они собираются в Константинополь.

Николан удовлетворенно кивнул.

— Война закончится до того, как они вернутся.

Рорик положил руку на плечо Николана.

— Замирись со своим народом и возвращайся домой, когда все кончится. Я скажу тебе следующее. Я хочу, чтобы ты женился на Ильдико. Меня пугает то, что я видел в глазах Ранно Финнинальдера. Возвращайся на родину, мой верный друг, и подхвати вожжи, которые завтра выпадут из моих рук.

Аттила расправил плечи и заговорил. Рорик и Николан обнялись, с подкатившим к горлу комком, а затем Рорик растворился в темноте. Николан поспешил к Аттиле, полагая, что получит какие-то распоряжения. Но вождь гуннов никого не замечал. Он общался с Ними и просил, чтобы Они указали ему правильный путь.

Ни одна пара человеческих газ не может охватить всю битву. Находящийся в гуще сражения солдат видит лишь то, что происходит рядом с ним, яростные лица противника, взлетающие топоры, с силой брошенные копья. Наблюдателю доступен какой-то участок, все остальное затмевает поднятая кавалерией пыль.

Вот и Николан, выполняя поручение, данное ему Аттилой, видел лишь часть равнины, лежащую перед ним, но так уж получилось, что именно здесь решалась судьба сражения.

Ранним утром туман все еще покрывал Каталаунские поля, скрывая от противников друг от друга. До гуннов долетали сигналы, подаваемые римскими горнами, разведчики криками сообщали, что враг пока не сдвинулся с места. Аттила, глубоко запавшие глаза которого горели мрачным огнем, ткнул пальцем в Николана.