Гунны - [24]

Вновь в шатре повисла тишина. Ала Сартак теребил бороду, глаза его беспокойно бегали.

— Я это сделаю, — наконец, выдавил он.

Микка удовлетворенно кивнул.

— В случае успеха, ты получишь еще больше золота. А когда империя гуннов развалится, что неизбежно произойдет после смерти Аттилы, тебя сочтут благодетелем человечества. Перед тобой откроются все двери, ты получишь все, что захочешь, — помолчав, Микка добавил. — Ты бросаешь нож с той же меткостью?

Ала Сартак кивнул, согнул и разогнул правую руку.

— Отнеси лампу в другой конец шатра, — попросил он. — Поставь на полку. Теперь отступи на пару шагов.

Микка повиновался. Ала Сартак вытащил из-за пояса нож, провел пальцем по острию, взмахнул правой рукой. В шатре стало темно: нож перерубил фитиль надвое.

— Это пустяк, — улыбнулся Ала Сартак. — Попасть в шею Аттилы будет куда сложнее.

5

Аттила проснулся на заре. Он боялся темноты, и рядом с его кроватью постоянно горел факел. По ночам в спальню через регулярные интервалы входил слуга, дабы убедиться что факел горит. На этот раз случилось так, что факел потух. Аттила несколько секунд лежал в полной темноте, гадая, как такое могло случится.

Черный Сайлес услышал, что Аттила заворочался в постели и поспешил подняться по ступеням с чашей горячего молока. Аттила выпил его жадными глотками.

Эбонитовое лицо Черного Сайлеса расплылось в широкой улыбке.

— Я разбил его голову одним ударом. Он умер до того, как упал на пол.

— Ты поступил правильно, — кивнул правитель гуннов. — За это получишь награду.

Королевскому повару обещали награду и прежде, но дальше слов дело не шло. Едва ли что-то могло измениться и на этот раз. Но Черного Сайлеса радовала даже похвала его господина.

Гизо услышал голоса в спальне и поспешил к Аттиле.

— Онегезий, — рыкнул тот. — Мне он нужен.

— Твой верный Онегезий любит поспать. В отличие от тебя, великий Танджо, он не просыпается вместе с солнцем, с головой, полной новых планов, — Гизо махнул рукой в сторону обеденного зала. — Может, он там. Многие выпили слишком много и уснули прямо на полу.

Гизо подошел к занавесям, чуть отодвинул их, обозрел обеденный зал. Начал считать спящих.

— Двадцать три, — объявил он. — Фу! Как же они храпят! — он вгляделся в лежащие тела. — Онегезий тут. В хорошей компании. Головой лежит на толстом животе Ноннаса из Бургундии, а ноги положил на костлявого гота Меналиппа. Я спущусь вниз и разбужу его.

Он затопал по ступенькам. Снизу донесся плеск льющейся воды, и несколько минут спустя Онегезий вошел в спальню. Мокрый с головы до ног, но с все еще сонными глазами. Аттила хлопнул в ладоши, и Гизо с Черным Сайлесом ретировались.

— У меня есть для тебя работа, — Аттила опустил ноги на пол, начал неторопливо одеваться. — В Рим надо отправить послов. Немедленно. Выбери трех человек, самых лучших, которых хорошо знают римляне. Они должны испросить аудиенцию у императора и потребовать отправки сюда обещанной мне в жены принцессы Гонории. Вместе с ней я должен получить право на владение половины провинций Рима. Император, разумеется, им откажет, а я получу отличный предлог для объявления войны.

Глаза Онегезия изумленно раскрылись.

— Я не понимаю, великий Танджо? Разве принцесса Гонория твоя невеста? Я об этом ничего не слышал?

— Меня самого поставили в известность несколько часов тому назад, — объяснил Аттила. Показал кольцо. — Вот оно — ее согласие. Она направила ко мне посыльного, этого Гиацинтия, что прибыл с караваном Микки, переодетый торговцем тканями. Она готова выйти за меня замуж, если я возвращу ей свободу и отнятые у нее привилегии.

Онегезий по-прежнему пребывал в недоумении.

— Но, насколько я слышал, принцессу собирались выдать замуж за какого-то старого рогоносца. Что же касается ее наследства, то его у нее практически нет. По закону Двенадцати Таблиц она не может требовать никаких земель.

Аттила встал с кровати.

— Это твой самый большой недостаток. Тебя слишком заботят факты. Принцессе не положены в приданое принадлежащие Риму земли. Но даже зная об этом, почему я не могу потребовать половину Римской империи? Ты пробыл со мной достаточно долго, чтобы знать, что моя политика основана на использовании человеческих слабостей. Чем большую ты говоришь ложь, тем больше вероятность убедить людей, что это правда. Чем абсурдней требование, тем больше конечная выгода. Таковы мои правила, и тебе пора это осознать, Онегезий. Во-первых, никогда не говори правду, если ложь лучше послужит намеченной цели. И никогда не ограничивайся маленькой ложью, поскольку люди скорее поверят в большую. Во-вторых, не требуй малого. Проси все, даже если на то нет оснований. И очень медленно отступай с первоначально занятой позиции. Ясно тебе?

Онегезий кивнул, хотя, несомненно, доводы Аттилы не показались ему абсолютной истиной.

— Значит, ты собираешься взять принцессу в жены?

— Вот в этом полной уверенности у меня нет, — ответил Аттила. — Может, я лишь ограничусь требованием ее руки, которое император Валентиниан с презрением отвергнет. Если же женитьба на Гонории укрепит мою империю, я, безусловно, возьму ее в жены. Почему нет? — он вопросительно взглянул на Онегезия. — Или ты полагаешь, что я ничего не выгадаю, женившись на принцессе римского императорского дома?