Гуннора. Возлюбленная викинга - [3]

Девушка не могла сдержать презрения. Думая о будущем новом доме, она всегда сомневалась, сможет ли полюбить эту страну и доверять ее жителям. Отец решил, что в Нормандии их ждет лучшее будущее, а отцу нельзя перечить, но Гуннора заметила, с каким недовольством мать покинула свой дом в Датском королевстве, с какой неохотой она села на корабль.

– Само слово «руна», – продолжила Гуннора, – означает тайну, а я хочу знать все тайны, так же, как и ты. Я хочу обладать этой силой!

Да, руны давали силу. Некоторые люди видели в них и пользу в повседневной жизни: купцы, скреплявшие рунами договоры о поставке товаров; путешественники, писавшие домой письма; крестьяне, царапавшие рунами свои имена на плугах, чтобы все знали, кому их орудия принадлежат; воины, чертившие их на своих мечах и щитах как знаки отличия. Но только те, кто владел рунной магией, могли воспользоваться этими письменами для того, чтобы предсказывать будущее, насылать несчастья или привлекать удачу, чтить память мертвых или проклинать, заботиться о здоровье скота и богатом урожае, исцелять – но также вызывать непогоду, напускать на плоды гниль и накликивать смерть.

И вновь мать погладила Гуннору по голове.

– Я горжусь тем, что моя дочь столь прилежна и любознательна, – прошептала она. – Но ты не должна забывать о том, что за использование силы рун тебе придется платить.

Корабль вновь заскрипел.

– Как платить?

Гунгильда помедлила. Она не знала, готова ли дочь услышать ответ на этот вопрос.

– Я рассказывала тебе, какой бог больше всех знает о рунах и рунной магии.

– Óдин.

– Но откуда он получил это знание?

Гуннора покачала головой.

– Один искал мудрость. Чтобы испить из источника Мимира и обрести дар предвидения, он пожертвовал своим правым глазом. А чтобы постичь силу рун, он девять дней и ночей провисел вниз головой, прибив себя к стволу древа Иггдрасиль. Каждый может научиться использовать эту силу, но каждый должен что-то отдать за это.

«Девять дней, – подумала Гуннора. – Девять дней он провисел вниз головой, прибитый к дереву…»

– А я? – спросила она. – Что я должна буду отдать?

– То ведомо только Одину.

Шум в трюме стал громче, корабль заскрипел протяжно и натужно, в этом звуке слышалась тревога, как и в голосе Гунгильды. Гуннора посмотрела на мать и, невзирая на полумрак, заметила страх на ее лице. Боялась ли Гунгильда рун, которые могли принести как вред, так и пользу, или непредсказуемых богов, забавлявшихся людскими мучениями? Или будущего на новой родине, ради которого она оставила привычный мир?

Гуннора вздрогнула, когда снаружи донесся чей-то крик. Но ее мать, казалось, перестала тревожиться. На губах Гунгильды заиграла улыбка.

– Судя по всему, впереди показалась земля!

Потом Гуннора часто задавалась вопросом, ощутила ли она смятение уже в тот миг, когда вышла из тесной комнатенки в трюме, посмотрела на поблескивающую в лучах солнца воду и разглядела на горизонте полоску земли. Или тогда, когда она услышала историю о жертве Одина? Или же мрачные предчувствия охватили ее чуть позже? Как бы то ни было, эти предчувствия были единственным, что подготовило ее к тому, чему еще суждено было случиться.

Охваченная ностальгией и сомнениями, девушка смотрела на побережье, на полоску земли между небом и морем, на песок и скалы. То был знак того, что жизнь на родине подошла к концу и начиналась новая жизнь – тут, в Нормандии.

Морской ветер дул ей в лицо, и Гуннора на мгновение закрыла глаза, наслаждаясь солоноватым ароматом и предвкушением свободы. Мать всегда учила ее в закрытых помещениях: в доме в Датском королевстве, в трюме корабля, и ради знаний девушка готова была отказаться от солнечного света. Но сейчас она радовалась теплу, усматривая в нем доброе предзнаменование. Свет солнца отгонял озноб и сомнения. Гуннора часто зябла – как дома, так и тут, на этом корабле, где нельзя было развести костер, а сырость проникала во все щели.

Такие корабли, как этот, назывались кноррами. Отец говорил, что в отличие от узких и маневренных снеккаров, кнорры предназначались для перевозки товаров: железной руды и стеатита. Пассажирам приходилось тесниться среди ящиков с грузом, мирясь с подстерегавшей их опасностью: в любой момент один из ящиков мог упасть и придавить кого-нибудь.

«Следующей ночью я уже буду спать в новом доме», – подумала Гуннора. Девушка разволновалась.

Ее отец тоже проявлял нетерпение.

– Когда мы причалим?

Мужчина, которому принадлежал этот корабль, обычно помалкивал. Такой же неразговорчивостью отличалась и его команда – шесть человек, возивших товары из Датского королевства в Нормандию и обратно. Теперь же капитан не без гордости сообщил отцу Гунноры, что его кнорр «Морской лось» совершил путешествие быстрее, чем ожидалось.

– Когда солнце будет в зените, мы сойдем на сушу, – провозгласил он.

Младшие сестры Гунноры посмеивались над странным названием корабля и за время поездки обследовали тут все, что только можно, но сегодня их, похоже, не интересовали ни трепетавшие на ветру паруса, ни длинные весла, с громким плеском погружавшиеся в воду. Все их внимание было приковано к суше на горизонте.