Гуманный убийца - [3]

— Вот это действительно разумные речи, — пробормотала она.

— Ну так где же в таком случае ее заступник? — осведомилась добродетельная Эндор. — Где этот, как его, сэр Леонард, о котором она тут болтала?

— Законный вопрос. — Во взгляде капеллана появилось любопытство. — В самом деле, где же этот сэр Леонард Саваэль, который, как ты говоришь, должен очистить твое имя?

Армеция вздрогнула.

Она-то надеялась, что, услышав такую страстную речь, сэр Леонард галопом прискачет ей на выручку, разрежет ее путы, подхватит ее на седло — и увезет прочь.

Произнеся первые слова, она удовольствовалась бы и жаркой речью в свою защиту, которая непременно привела бы к полному ее оправданию под смиренные извинения всех собравшихся.

Под конец же Армеция в отчаянии ждала, чтобы сэр Леонард хоть как-то обнаружил себя.

Ибо он не был всадником на горячем коне. Сэр Леонард отнюдь не был красноречив. И особо искусным фехтовальщиком его тоже нельзя было назвать.

Это был мужчина, обросший неопрятной щетиной и облаченный в запыленную кольчугу. Он стоял в первых рядах толпы и пожевывал кусочки вяленой говядины, доставая их из мешочка. Глаза в красных прожилках отражали происходившее безобразие.

— Вот он! — Армеция вновь ткнула подбородком. — Вот он, сэр Леонард Саваэль!

— Где? — Капеллан прищурился, оглядывая толпу. — Укажи на него!

Она сжала губы, внушая себе, что из всех присутствующих только он один был настолько умопомрачительно туп.

— В первом ряду, — сказала она и сжала за спиной кулаки. — Можно ли попросить моего заступника встать и засвидетельствовать невиновность своей дамы?

Человек в первом ряду ничего не ответил. Армеция стиснула зубы.

— Неужели сэр Леонард не отзовется, когда справедливость взывает?

Его челюсти продолжали двигаться туда-сюда, как у пасущегося быка. Армеция зарычала.

— Ленни! Ради бога!..

Сказать, что при этих словах он проснулся и вытаращил глаза, — значит опередить события этак на три мгновения.

Его веки приподнялись со скоростью воротных решеток, которые не смазывали десятка три лет. Происходившее доходило до него с видимым трудом. Вот он оглянулся влево, вправо и наконец посмотрел на нее. При этом его шея поворачивалась со скоростью очень-очень сонного дерева. Когда веки и брови наконец достигли верхнего положения, он приставил палец к своей груди, а губы шевельнулись, беззвучно обозначая вопрос.

Армеция и вправду задумалась, а не проще ли было живьем сгореть на костре.

— Да-да, именно ты, сэр Леонард, — сказала она. — Если ты будешь так добр восстать против несправедливости и не дать мне погибнуть в огне.

— Верно, верно, — пробормотал он и, шаркая ногами, поднялся по ступеням на возвышение. — Это я так, просто перекусить отлучился. Ну и похоже, чуток лишку призадумался.

— Ты отлучился перекусить, — капеллан склонил голову набок, — во время суда над твоей дамой?..

— Ну, — тот пожал плечами, — куда ж она денется-то?

— И я не его дама, — поспешно добавила Армеция. — Я его летописец. Веду записи о его подвигах и приключениях.

— Это мы заметили.

Капеллан подозвал к себе служку. Тот с пугающим равнодушием уронил факел и вытащил из-под белого одеяния книгу, переплетенную в кожу. Капеллан дал мальчику подзатыльник, велел снова зажечь погасший факел и, взяв томик, показал его людям.

— Это и есть твои записи? — И он перелистал страницы, не щадя хрупкого папируса, отчего Армеция внутренне содрогнулась. — Ты пишешь языческими письменами.

— На языке хашуни, — поправила Армеция под негодующие выкрики из толпы. Торопливо прокашлявшись, она приняла смиренный вид, приличествовавший женщине у столба. — С тем, чтобы легче было перевести потом для язычников, да устрашатся они имени сэра Леонарда!

Сказав так, она затаила дух, ибо все собравшиеся посмотрели на этого последнего.

Означенный рыцарь не слишком напоминал поэтически-геральдический облик доблестного воителя, вернувшегося с победой из языческих стран. Он был долговязый, худой и… мешковатый — вот точное слово. Кольчуга висела на нем, как на вешалке. Обросшая щетиной челюсть тоже выглядела отвисшей. Бурые сальные волосы спадали на глаза в красных прожилках, а грязный коричневый плащ — с сутулой спины.

Но при всем том сэр Леонард был рыцарь. Скажем так: это был очень рослый мужчина, который носил меч и броню. То бишь большая часть составляющих понятия «рыцарь» была налицо.

Армеция на все лады повторяла про себя эту мысль, пытаясь черпать в ней утешение.

«Он выглядит… — Она силилась подобрать слова, которые помогли бы ей не расплакаться от безнадежности. — Да, именно так: он спокоен, сосредоточен… а в глазах — в этих налитых кровью глазах — отражаются годы опыта и пережитых тревог. Его одежда пропахла дымом костров… Господи всеблагий! И я надеялась, что это сработает?..»

— Не очень-то он внушительно выглядит, — хмыкнул кто-то в толпе.

«Это значит, — сказала себе Армеция, — что некоторое впечатление он на них все-таки произвел. Значит, я могу попытаться изобразить его как заслуживающего определенного уважения. Если только они не заметят, что он…»

— Да у него же горб! — заорал кто-то, указывая на выпуклость под плащом сэра Леонарда. — Что-то я не слыхал, чтобы рыцари горбунами бывали!