Гуманная мизантропия - [26]

Что, если в либеральном обществе кто-то хочет тоталитарного? Отказывать ему было бы, мягко скажем, не либерально.

Секта, если в ней обходится без «уголовки» — естественный и скромный друг государства. Экономящий ему на приютах, тюрьмах и сумасшедших домах. Не знаю, есть ли специальные уговоры между администрацией и гуру… не удивился бы. Впрочем, формальной договоренности и не нужно. Благо всех сторон достигаемо по умолчанию.

Штирлиц сам по себе

В опросе 1999 года россиян спросили, кого из персонажей они хотели бы видеть президентом России. Победил Штирлиц. Прошло чуток времени, и россияне выбрали себе человека, как им казалось, похожего на мечту. Но это был немного особенный Штирлиц. Без Центра. Агент, которому некуда писать донесения и получать задания, но агент. Оперативный работник, опер. Без Центра и в тылу не понять чего, но с некими навыками… Что делать такому оперу? Выживать. Ну хорошо, вроде выжил. Дальше? Тут-то и начинается закавыка.

Если иметь привычку толковать все человеческим фактором, то правление Путина прекрасно объяснимо картинкой: опер без Центра.

У опера не может быть аппарата целеполагания в своей голове, в принципе. Если он есть, то это кадровый брак. Если каждый опер будет мировоззренчески определяться, строить личную стратегию, иметь свою программу и т. д., то системе хана. Поэтому, прививая некоторые вещи, некоторые вещи отбивают. Это нормально. Всего лишь вывод породы, заточенной под некую функцию. Вот порода жрецов, вот порода воинов, а вот — не путать ни с чем — порода «оперативных работников». Тщательных, эффективных, тактических и технических. Но, боже упаси, без блока целеполагания в голове. Твоя цель будет в шифровке, которая придет из Центра. Не пришла шифровка — нет действия. Адаптируйся на местности, выживай. Расширь себе сферу влияния — пригодится. Не сгуби ресурсную базу. И жди.

А теперь представим, что опер вдруг — самый главный в штабе. Его учили принимать ответственные тактические решения, учили рисковать жизнью, но… в рамках большой стратегии, которая уже есть. А тут ее нет.

И не будет.

Будет мастерское выполнение тактических задач. Этого убрать, этого поднять, есть прямая угроза — стрельнуть на поражение. Не дай бог войти в реестр «прямых угроз». А то, чего не прямое, то не угроза. Скажем, тренд, по которому через 20 лет всем капут — это не угроза. Это же не человек. Так чего о нем?

И команда сплошь из тактиков. «День простоять да ночь продержатся». Стоят. Держатся. Молодцы. Иные оперы все бы уже развалили, а эти ничего. Осторожные.

Иногда приходится делать вид, что «шифровки из Центра» все-таки приходят. Иначе получается не очень приличное государство… Так нельзя. Неприличное государство — нарушение правил конспирации. Поскольку это тоже тактическая задача, то она более-менее решается.

В историю такое правление может войти как неплохой период. Лишь бы Тренд, собака, подождал, а от Вероятного Противника как-нибудь отобьемся.

В общем, исторический приговор тут — как карта ляжет.

Можно глумиться над «реактивным периодом» в истории российского государства, можно ему сочувствовать, можно петь ему оды. Можно попробовать найти Центр. Наладить связь, или даже заявить: Центр — это я. Как слышите?

Правда, есть подозрение, что отвыкли. Что всем уже удобнее без него. Ну их, задания, к бесу. Сами с усами. Будем маскироваться. Пестовать материальную базу. В явочной квартире — евроремонт.

Обоссать понимание

Люблю поговорить о «культурном упадке», и т. п. Но если бы играл за иную сторону, против своей позиции — травил бы историю про Василия Розанова. Когда он был молодым и где-то преподавал, то написал трактат «О понимании». Толстую книгу. Ее издали. На какой-то вечеринке он подарил ее педагогам-коллегам, а те радостно вынесли ее во двор и поссали прямо на нее, приговаривая — «А у нас, Василий Васильевич, свое понимание…». Примечательно, конечно, что был вообще Розанов, но история с трактатом не менее примечательна. Вот тебе, бабушка, и «русская духовность», и «дореволюционные гимназии», и «старая интеллигенция». Так что упадок, сказал бы я, явление внеисторическое. Если бы я вернулся к своей позиции, я бы ответил, пошла дискуссия, и т. д.

А еще историю про обоссаное понимание хорошо травить в местах, где у каждой твари по паре «своих мнений». У Платона свое мнение, у Васи Дыркина мнение, у Пети Пыркина мнение. Все при своих. При случае Вася с Петей с удовольствием поссут на Платона. Чтоб была демократия: все стоят и ссут друг на друга.

И еще можно травить историю, иллюстрируя механизм культурных насилий. Вот хочется Васе с Петей помочиться на томик Платона, кому-то это всегда хочется, а нельзя. Какие-то механизмы не дают. А иногда можно. Интересно же — когда можно, когда нельзя?

А еще можно поделить эпохи: когда книги, образно выражаясь, жгут, и когда на них, образно выражаясь, ссут. Как правило, одно действие напрочь исключает другое. Вот в СССР, условно говоря, «книгу жгли», но ни в коем случае не «ссали». А сейчас снова «ссым».

Существительные без прилагательных — не по сути

Сколько можно спрашивать «а вы за диктатуру?», «а вы за революцию?», «а вы за порядок?». И вот уже люди разбегаются по разные баррикады слова. Как будто