Гульчатай, закрой личико! - [84]

– Да, он попал под взгляд Василиска и окаменел. Только на этот раз получилось наоборот – сердце его осталось живым. Теперь он стоит на одном месте и не может ни ходить, ни бегать, но сердце его бьется и чувствует. Оно сжимается от боли, и прекрасный каменный юноша со странным именем Бельведерский страдает. Молча страдает. Но если бы он мог говорить, то вы бы услышали грустную повесть о том, что он ждет принцессу с добрым сердцем, которая поцелует его, и он снова станет живым.

– И сможет бегать? – уточнила девочка.

– И бегать, и прыгать, – ответил наставник.

– И в догонялки? – не унималась Мексика.

– И в догонялки. – Тыгдынский конь тяжело вздохнул, подумав, что случится это очень не скоро.

– Аполлоша, а у меня сердце доброе? – поинтересовалась юная принцесса Полухайкина.

– Конечно, – ответил юноша, улыбаясь. Он искренне любил малышку – так, как любят только младших сестренок.

– Значит, у меня получится оживить его? – Девочка хитро блеснула глазками.

– Если ты сможешь добраться до башни, то, наверное, получится, – ответил Тыгдын.

– Забиваешь ребенку голову разной ерундой, – вмешалась в беседу Гризелла.

Она тоже знала, что ждет этих детей. И о долгой разлуке, которая им предстоит, она могла бы рассказать куда больше, чем Тыгдынский конь. Но, так же как и Тыгдын, она не стала этого делать. Она не будет обесценивать их юные и чистые порывы, не будет предсказывать беды. Ведь что такое беды? Это просто невыученные уроки, которые предстоит повторять и повторять, пока не усвоятся. И хотя она любила и Аполлошу, и Мексику, беречь их, укрывая от жизни, она не собиралась. Ведьма посмотрела вперед – туда, где во главе отряда ехал Господин Смерть, и сжала бока Тыгдына коленями.

– Может, тебе стоит узду приобрести? – ехидно поинтересовался Тыгдынский конь, но желание Гризеллы все же выполнил. Он поскакал вперед и перешел на быстрый шаг рядом с конем человека в черном. Он знал, что эта парочка – Гризелла и Мафусаил – еще не раз повеселит Иномирье.

Мексика посмотрела им вслед и, обняв Аполлошу, зашептала ему на ухо:

– Аполлошечка, я знаю, что надо сделать! Я поцелую прекрасного каменного юношу – и он оживет.

– Вот глупая! – рассмеялся Аполлоша, сверкнув белоснежной улыбкой. – Ты что, не слышала, что он у гарпий в курятнике стоит!

– И что? – Малышка надула губки и шлепнула друга по плечу. – Что здесь смешного?

– А то, что его невозможно поцеловать! – ответил парень, снисходительно улыбаясь.

– Почему это? – не отставала малышка, ей просто необходимо было все выяснить.

– Вот смотри: в Рубельштадте памятник Бенедикту на площади установили. Ты видела?

– Да, – кивнула девочка, ей эта статуя очень нравилась, даже несмотря на то что несколько пальцев у изваяния были отбиты.

– А как голуби ему на голову гадят, видела? – спросил Аполлоша и рассмеялся, заметив, что подруга как-то сразу скисла.

– Видела, мама даже отдала приказ каждое утро мыть памятник с мылом.

– А представь, сколько за это время нагадили на голову прекрасному юноше гарпии?

Аполлоша думал, что этого обстоятельства будет достаточно, чтобы чистюля Мексика навсегда позабыла о Бельведерском. Иначе, с ее-то упрямством, беды не миновать. Еще, чего доброго, отправится спасать гордеца, который сразу из спальни его родителей попал в курятник гарпий.

– Ой! – Девочка округлила глаза, обдумывая что-то. Она прижала ладошки к щекам и тихо, даже как-то загадочно произнесла: – Это какое же надо иметь доброе сердце, чтобы поцеловать его!

– Вот и нечего целоваться с кем попало! – Аполлоша улыбнулся и, поддразнивая Мексику, надвинул ей на глаза красную панамку. – Вырастешь, я тебя поцелую!

– Ты вредный и сломал мою игрушку, – возмутилась малышка, вспомнив какую-то давнюю обиду. – Я не буду тебя целовать!

– Зато у меня голова чистая, и уши вчера вымыл, – привел аргумент в свою пользу Аполлоша.

– Фи, как неромантично! – надула губки маленькая кокетка.

– Зато я всегда рядом и защищаю тебя, а будешь вредничать, я вон с Гризеллой целоваться буду. Она похорошела.

– Она старая! – воскликнула девочка и, прищурившись, посмотрела на рослого друга сверху вниз – для этого ей пришлось встать на цыпочки, рискуя свалиться с коня. – Впрочем, если хочешь, можешь целоваться. Только учти – я тебе такую сцену ревности закачу, что не рад будешь.

– Ну если сцену ревности, тогда не буду, – проговорил Аполлоша, с трудом сохраняя серьезный вид.

Малышка притихла. Она вспомнила разговор с Тыгдынским конем – тот рассказывал, что башня отшельника Амината всегда приходит на зов чистого сердца.

– Аполлоша, а у нас чистые сердца? – спросила Мексика.

– Конечно! – уверенно ответил ей старший друг. – Разве можно замарать сердце?

Сказал он это очень серьезно, но странная тревога сжала душу пятнадцатилетнего принца. Сжала так, что на мгновение ему показалось, будто кто-то ударил в грудь закованным в железную перчатку кулаком. И этот удар был таким сильным, что Аполлоша вдруг понял – ему на собственном опыте придется узнать, что сердце очень легко замарать. Так же легко, как потом невероятно трудно его очистить.

Колонна подъехала к домику отшельника. Тут же многоголосый хор торговок вписался в разноголосье кавалькады. Женщины зазывали покупателей, горя желанием продать немудреную снедь. Брунгильда скомандовала «Вольно», разрешая солдатам подкрепиться перед долгим отрезком пути.