Гульчатай, закрой личико! - [82]

Мафусаил тоже посмотрел на ведьму, только в его взгляде светился такой интерес, что бабка, как всегда это бывало, когда на нее смотрели подобными глазами, помолодела и приосанилась. Человек в черном улыбнулся, а ставшая юной девой ведьма вдруг смутилась и занавесила лицо змейками.

– А я-то все удивлялся, – сказал Гуча, налюбовавшись прекрасной Гризеллой и снова поворачиваясь к брату, – что это тебя в Канцелярии не видно было последнее время!

– Замучила меня эта Канцелярия. Ну работал я там начальником отдела азартных игр – и что? Ну сам посуди – какое ханжество! Отдел азартных игр есть, а сами азартные игры по всей Небесной Канцелярии запрещены! Я ведь здесь почему остался? Потому что как человека за страх возьмешь, такой азарт в нем просыпается! Когда на кону жизнь стоит, такую игру этот человечек ведет, что хоть в энциклопедию заноси. А, к примеру, если удается встретиться с таким, как Барон, то я просто счастлив! Он не просто правила выполняет, но и по ходу игры новые устанавливает, а карты так передернуть может, что только глаз да глаз нужен. Собственно, я к нему и направляюсь. Мы с ним не первый раз встречаемся, и он давно бы мог бессмертие выиграть, да по каким-то своим причинам отказывается. Так, лет двести-триста выцыганит – и все. Говорит, что грех от такого партнера по игре, как я, отказываться. Кстати, ты матушку давно видел? – неожиданно сменил тему Мафусаил.

– Давно, – ответил Чингачгук и поморщился. – После того как она мне пощечину залепила, не виделись. Я тогда Самсона к чертовой матери послал, вот она под кроватью и появилась на минутку. А что?

– А то, что она просила передать, что эта пощечина тебе детской шуткой покажется, если ты внука не привезешь в гости. Говорит, что ты совсем обнаглел, и обещает сама к тебе заявиться.

– Нет уж, – ответил Гуча, похолодев, – уж лучше мы к ней!

Характер у Гучиной мамы был не сахар. Дама она была решительная и на все имела собственное, раз и навсегда установленное мнение. Это было бы неплохо, если б она не считала, что ее дети должны думать так же, как она. Да что говорить – вон на папочку тошно смотреть, тряпка и подкаблучник. А ведь когда-то Эфроим был надеждой Большого Босса. Тот думал о пенсии спокойно, знал, что смена будет такой, что его собственная божественная голова о Небесной Канцелярии болеть больше не будет. Но Эфроим встретился с очень симпатичной чертовкой по имени Манна, мамочкой тогда еще и в планах не значившихся Мафусаила и Чингачгука, – и та быстренько загребла избранника в свои цепкие, украшенные острыми коготками лапки. И до сих пор стоит только Манне махнуть рыжим хвостиком, как их папочка падает на колени, чтобы поцеловать отполированное копытце.

– Это ты сам решай, мое дело маленькое. Я ее послание тебе передал и руки умыл. Сам-то не женат, с меня и взятки гладки. – Мафусаил довольно улыбнулся и не без злорадства пожелал брату обойтись при встрече со вздорной матушкой малой кровью. – Это ты плодишься и размножаешься, аки кролик какой!

– Ну ты загнул, братец, всего-то и наплодил что одного сына.

– Парень-то, смотрю, хороший получился, но, зная тебя, ловеласа, смею заметить, случайно! – сказал мужик в черном, попав, как говорится, в яблочко.

– Ну жизнь-то она всяко поворачивается. – Черт не стал развивать тему, вспомнив, как болезненно реагирует супруга на подобные разговоры.

– Главное, чтобы не задом, Чингачгук, не задом, – заметил азартный братец. – А что касается матушки, то желаю тебе приятного отпуска в стране Кецалькоатля, краснорожий брат мой, Чингачгук Эфроимович, – расхохотался Господин Смерть.

– И вам удачи в игре, Мафусаил Эфроимович! – в тон ему ответил Гуча, шутовски поклонившись. – Барон – парень ушлый, так что удача вам совсем не помешает!

Глава 18 КРАСОТА В КУРЯТНИКЕ

Черт подозвал своего коня, а вымуштрованные Брунгильдой слуги тут же подвели второго жеребца для гостя. И братья возглавили колонну. Они ехали молча – все вокруг дышало таким покоем, что говорить не хотелось. Мир был удивительно свеж и зелен. Дорога блестела отполированными камнями, деревья развесили над серой лентой густые кроны, давая путешественникам тень. Птицы соревновались в певческом искусстве, насвистывая простенькие и нежные, как обдувающий лица ветерок, мелодии. В зеленой траве каждый миг распускались прекрасные цветы, над которыми, составляя конкуренцию пчелам, порхали сладкоежки эльфы.

Колонна миновала лес, вброд переправилась через мелкую речушку, и, проехав мимо двух старых, полуразрушенных башен, люди и нелюди оказались в предгорьях. Самсон был рад миновать это место. Он очень хорошо помнил, как когда-то выл на луну, превращенный старым Аминатом в рыжего пса. Помнил и тот животный страх, который испытал тогда и которого с тех пор опасался. Страх, чуждый всему человеческому, выплыл из таких глубин его души, о которых он и не подозревал. И теперь, проехав мимо двух старых башен, он поймал себя на том, что испытывает невероятное облегчение.

Акава, почувствовав состояние мужа, ободряюще улыбнулась и положила руку ему на плечо. Супруги ехали на одном коне, Самсон одной рукой держал поводья, а другой обнимал сидящую почти на его коленях Акаву. Он взглянул в ее глаза, чувствуя, как бездонная изумрудная зелень затягивает его душу. Вор подумал о том, как он счастлив. Счастлив безусловно, счастлив до такой степени, что готов стать кем угодно, даже королем лесных оборотней. Да что говорить – он бы и оборотнем стал, если бы это было условием их совместной жизни!