Гульчатай, закрой личико! - [32]

– Всех победю, – повторил слова поверженного врага Альберт и захлопнул крышку. – Ну надо же! Уже… типа… победил. Мало ему, еще хочет, в натуре!

– Это я поймала злого колдуна, – гордо объявила Мексика, глядя, как отец опускает шкатулку в карман королевских коричневых шаровар.

– Ты умница, и если кто скажет, что это не так…

– Ты набьешь ему морду, – закончила девочка. – А я сама скоро смогу победить любого злодея. Заклинаниями.

– Ты помедленнее говори, дочка, а то я не въезжаю, – попросил отец.

– Папочка, все просто. Злой дядька притащил меня в эту комнату и сказал, что он будет владеть всем миром и станет единственным королем. Потом он ушел, а я подумала, что мир надо спасать, и стала произносить заклинания. Но они сначала не получались. Я поплакала немного, потому что думала, что это я такая глупая и ничему у бабы Гризли не научилась. А потом подумала, что для заклинания надо знать настоящее имя врага. И если колдовство не работает, то Тентогль – это не настоящее имя злого дядьки!

– Логично, – кивнул Полухайкин. – И что?

– А то, что тогда я стала переставлять по-разному буквочки, и у меня получилось! Когда он снова пришел в комнату, я прошептала заклинание и так его уменьшила, что теперь он не сможет сидеть на троне. Потому что он теперь очень маленький. А на троне сидишь ты, и если он туда залезет, то ты его раздавишь! Правильно, папочка?

– Правильно, малышка. – Альберт улыбнулся и погладил Мексику по головке. В груди защемило, королю вспомнился день, когда он впервые взял дочь на руки. Малышка тогда была чуть больше его ладони, и Полухайкин панически боялся нечаянно навредить ребенку. Он ужасно нервничал, руки сводила судорога, ему казалось, что стоит только чуть нажать – и он что-нибудь сломает. Но каждый раз, когда он прижимал дочку к груди, Полухайкин испытывал такую отцовскую любовь, такое желание защитить девочку от всех невзгод, что готов был свернуть горы ради счастья дочери!

– Папочка, а имя у злого колдуна такое смешное! Я только разделила его напополам и поменяла две буквы местами, а потом прочитала наоборот.

– И что получилось? – улыбнулся Полухайкин, отметив на будущее, что обучение у ведьмы и Тыгдына стоит продолжить.

– А получилось так: Льгот Нет. Так его, оказывается, зовут! Папочка, а что это значит?

– А это значит, солнце мое, что этому козлу сплошные обломы по жизни положены.

– Не въезжаю, – наморщила лоб Девочка.

– Ну типа… халява наоборот.

– А…

Король Полухайкин, нежно прижав дочку к широкой груди, вышел на балкон и оторопел. Миновав полки Брунгильды, к замку на белой лошади несся Самсон. Его рыжую голову видно было за версту.

– Стой! – кричала Брунгильда вслед, но тщетно – парня ждала скорая смерть. Непобедимая даже прикрыла глаза, чтобы не видеть, как оранжевая голова покатится по залитой кровью земле.

Но вдруг наступила тишина. Брунгильда приоткрыла один глаз, а потом вытаращила оба. Зеленогривая лошадка, что несла Самсона навстречу смерти, превратилась в рослую девушку с зелеными волосами.

И тут стало твориться что-то странное. Корявые деревья сухостойного леса стали оборачиваться людьми, а те, что остались деревьями, распрямились и выпустили нежные листочки. Под деревьями, спеша увидеть солнце, пробивались тонкие травинки, и скоро земля затянулась зеленым ковром. Распустились цветы, раскрашивая зелень яркими разноцветными каплями.

Оборотни принимали свой первоначальный облик. С неба спускались птицы и, ударившись оземь, становились мужчинами и женщинами. Россыпи камней превращались в резвых ребятишек, волки, олени, мыши и прочая непонятно откуда взявшаяся живность стаями неслась к замку. Завидев Акаву, звери падали на землю и вставали уже оборотнями.

Народ шел к своей королеве.

Самсон любовался женой. На ее голове появилась корона, сплетенная из веток вечнозеленого растения и усыпанная большими белыми цветами. С плеч заструился шелковый плащ, такой же изумрудный, как и ее волосы. Белое платье облегало тонкий стан, падало складками к изящным щиколоткам. Босые ноги королевы оборотней еще стояли на сырой от крови почве, но трава скоро не оставила ни одного голого клочка земли.

Замок тоже изменился – башни стали ровными, зеркала в окнах оплели цветущие лианы, а деревянные детали, казавшиеся инородным вкраплением в камень, зазеленели, и скоро весь замок казался частью зеленого холма. Если бы лучи солнца не сверкали, отражаясь от стекол, то его невозможно было бы отличить от окружающей среды.

Самсон стоял рядом с женой. Ему было немного не по себе. Он снова оказался в той ситуации, которую едва пережил много лет назад, когда, заменяя Альберта Ивановича Полухайкина, выполнял обязанности королевского сына и наследника престола. Ему снова грозили корона, королевство и все вытекающие из этого правила этикета, манеры и прочая королевская ерунда.

Лесные оборотни с достоинством кланялись королевской чете и исчезали в недрах зеленой горы, в которую превратился замок.

Брунгильда отсалютовала новой королеве мечом и дала знак трубачу. Тот затрубил отбой, и отряды построились, готовясь отбыть восвояси, но тут из замка вышел король Полухайкин. Он нес на руках окровавленного Гучу.