ГУЛАГ (историко-социологический аспект) - [16]

Находившееся в середине 50-х годов у власти руководство в лице Н. С. Хрущева, Г. М. Маленкова, К. Е. Ворошилова, В. М. Молотова и др., ответственное наряду с покойным «вождем народов» за прошлые массовые репрессии, занималось в общем-то противоестественным для себя делом, освобождая в массовом порядке политических заключенных и даже реабилитируя часть из них (в основном из числа репрессированных в 1937–1938 гг.). Это ни в коей мере не было проявлением доброй воли или раскаяния. Они исходили из следующей посылки: гарантом сохранения режима и прочности собственного положения в качестве правящей элиты на данном этапе может служить только политика либерализации (она же — политика самосохранения), которая включала в себя различные мероприятия по оздоровлению морально-психологического климата в стране, упразднение внесудебных органов, довольно крупные шаги в сторону правового государства, публичное отречение от «сталинизма».

Таблица 6

Заключенные лагерей и колоний МВД (по состоянию на 1 января 1959 г.)

Характер преступлений	Численность, количество человек	Удельный вес, %
Контрреволюционные преступления	11027	1,2
По Указу от 4 июня 1947 г. «Об уголовной ответственности за хищение государственного и общественного имущества»	211006	22,2
По Указу от 10 января 1955 г. «Об уголовной ответственности за мелкое хищение государственного и общественного имущества»	8311	0,9
По Указу от 4 июня 1947 г. «Об усилении охраны личного имущества граждан»	296138	31,3
По Указу от 4 января 1949 г. «Об усилении уголовной ответственности за изнасилование»	33160	3,5
Бандитизм	21384	2,3
Умышленное убийство	38055	4,0
Умышленное тяжкое телесное повреждение	31004	3,3
Хулиганство	184023	19,4
Нарушение правил прописки паспортов	6842	0,7
Воинские преступления	7676	0,8
Прочие преступления	99821	10,5
ИТОГО	948447	100,0

Необходимым компонентом либерализации (самосохранения тоталитарной системы) явилась также критика прошлой репрессивной политики и ее подтверждение на практике посредством массового освобождения и реабилитации репрессированных. Причем официальная пропаганда сумела обработать общественное мнение в том духе, что, мол, массовые репрессии невинных людей имели место лишь в 1937–1938 гг., а в другие периоды их будто бы почти и не было. Н. С. Хрущев и его окружение благополучно свалили всю ответственность за репрессии на покойников в лице И. В. Сталина, Н. И. Ежова, Л. П. Берия.

В процессе отхода в середине 50-х годов от репрессивной политики личностный фактор играл подсобную роль, так как обстоятельства были сильнее воли и желания отдельных личностей. Мы убеждены, что будь тогда жив Сталин, то именно он возглавил бы политику либерализации. Только в этом случае реабилитированные назывались бы не «жертвами культа личности Сталина», а, вероятно, «жертвами врага народа Ежова».

Реабилитированные коммунисты, включая немногих уцелевших старых большевиков с дореволюционным стажем, не были близко подпущены даже к низовым звеньям партийной и государственной власти. Партией и государством на всех уровнях безраздельно продолжали управлять люди, в той или иной степени причастные к прошлой политике в качестве прямых или косвенных палачей либо же их «выдвиженцы».

В процессе посмертной реабилитации партийных и государственных деятелей, военачальников, ученых и др. имела место строгая выборочность. Среди прочих критериев был и такой: а) подлежат реабилитации только те, кто был осужден внутренними судебными или внесудебными органами СССР; б) не подлежат реабилитации те, кто был осужден также и Коминтерном. Это делалось с целью не поставить в неудобное положение мировое коммунистическое движение. Поэтому о посмертной реабилитации лиц (в первую очередь уничтоженных ближайших соратников В. И. Ленина), к осуждению которых имел отношение Коминтерн, не могло быть и речи. Легче обстояло дело с посмертной реабилитацией военачальников (М. Н. Тухачевского, В. К. Блюхера, И. Э. Якира и др.), к осуждению которых Коминтерн не имел отношения.

С середины 50-х годов в отношении людей, уличенных в «крамоле», со стороны власть имущих стала проявляться этакая снисходительность, заключавшаяся в том, что, к примеру, если раньше за антиколхозный анекдот или частушку человек непременно получил бы до 10 лет лагерей, то теперь его за это даже не арестовывали. Однако эта снисходительность имела определенные границы, и инакомыслие по-прежнему не прощалось. ГУЛАГ становился пристанищем новой волны политических заключенных — борцов против тоталитаризма, за права человека.