Гугеноты - [33]

— Видимо, речь идет о том молодом человеке, который, вопреки моим уговорам, сражался на стороне еретиков? Да, я заметил на его мундире знаки принадлежности к вашей свите, герцог, и…

— Это Лесдигьер! — возбужденно перебил Монморанси. — Где он?

— Позорно бежал с поля боя. Я послал вдогонку четырех солдат, но они еще не вернулись. Кстати, ваш протеже, маршал, кажется, был ранен в схватке…

Монморанси обернулся к своему отряду:

— Де Монфор, возьмите нужное количество людей и выясните судьбу Лесдигьера! Доставьте его в Париж, в каком бы состоянии ни обнаружили. Мы уже выезжаем, но вы, надеюсь, нас догоните.

Гиз тем временем отдавал распоряжения герцогу Неверскому:

— Филипп, прикажите грузить на подводы раненых. Наших, разумеется. Скоро отправляемся…

Наконец, громыхая доспехами и вполголоса обсуждая минувшую битву, войско, словно огромная стальная гусеница, медленно тронулось с места и лениво поползло по раскисшей от начавшего таять снега дороге.

Гиз уже приготовился было пришпорить коня, дабы возглавить колонну, как вдруг с земли глухо, но отчетливо прозвучал чей-то голос:

— Ты еще вспомнишь этот день, герцог! Настанет час, и Господь покарает тебя. А орудием Его возмездия стану я, Польтро де Мере… Запомни это имя, де Гиз!..

Герцог остановился. Разглядев среди множества распростертых на земле тел истекающего кровью гугенота, он сплюнул в его сторону и расхохотался:

— Если прежде тебя не повесят на воротах собственного дома, ублюдок!

* * *

Услышав за спиной топот копыт, Лесдигьер оглянулся: его преследовали, потрясая в воздухе шпагами и пистолетами, четыре всадника.

Нестерпимо саднило и ныло плечо. Кровь из раны на шее медленно стекала за ворот и противно струилась по спине. Слабость нарастала с каждой минутой. Как назло, его обезумевшую лошадь вынесло на мягкую, вспаханную еще с осени землю, повсеместно покрытую темным ноздреватым весенним снегом, и копыта несчастного животного теперь то безжалостно проваливались в нее, то нелепо разъезжались в стороны. Утешало одно: преследователям приходилось не легче.

Позади раздался выстрел, и пуля пролетела над самой головой Лесдигьера. Потом грянул второй, и другая пуля, шипя, вонзилась в снег слева от лошади. Больше не стреляли: решили, видимо, подобраться поближе, чтобы бить наверняка.

И вдруг лошадь Лесдигьера сделала резкий скачок вперед. Он посмотрел вниз и увидел, что снег лежит какой-то особенной, светлой полосой, отличной от снега на полях. Выросший в сельской местности, Лесдигьер сразу понял, что поле кончилось, и он попал на дорогу, ведущую к домам, видневшимся далеко впереди.

Только таким путем теперь можно было уйти от погони, но этот же путь помог бы и солдатам Гиза догнать его, как только они выбрались бы на твердый грунт.

Как бы там ни было, Лесдигьер помчался вперед к тем далеким домикам в надежде, что там окажутся гугеноты, хотя по опыту знал, что среди крестьян почти нет протестантов. Протестантская религия была порождением города, а значит, дворянства, а крестьяне всегда видели в нем исконного врага, беспрестанно и беззастенчиво грабившего их.

По другую сторону дороги почва была испещрена небольшими бугорками с редкими деревьями меж ними, среди которых торчали высохшие стебли прошлогодней травы и камыша. Лесдигьер сообразил, что это — обширное болото, и у него моментально созрел план. Он продолжал скакать по твердой дороге до тех пор, пока не увидел, что кочки исчезли, а вместо них появилось поле, покрытое ровным слоем потемневшего снега. Лесдигьер сразу же свернул, и снова его лошадь замедлила шаг, увязая в глинистой почве. Было необходимо отъехать как можно дальше от дороги, чтобы мысль о погоне по наикратчайшему пути сама пришла противнику в голову.

Так и случилось. Все четверо тут же бросились наперерез, и двое всадников, опередившие товарищей, моментально увязли в болоте. Бедняги не учли, что морозы давно кончились, и корка льда, что покрывала болото, уже основательно подтаяла. Минуту-другую они отчаянно барахтались в черной жиже, перемешанной со снегом, погружаясь все глубже вместе с лошадьми и тяжелым снаряжением. Наконец прозвучали их последние крики о помощи, и безжалостная черная зыбь, словно врата ада, навсегда сомкнулась над ними.

Двое других, видя печальную участь товарищей, поспешили отъехать от проклятого места и вновь бросились в погоню, но уже тем путем, каким проехал их враг.

Лесдигьер не торопился, хотя и значительно оторвался от своих преследователей; наоборот, он молча ожидал обоих всадников, которые быстро приближались. Это был его последний шанс.

Когда расстояние сократилось до десяти туазов, Лесдигьер поднял пистолет, который баронесса де Савуази предусмотрительно засунула ему в кобуру на луке седла, и выстрелил. Один из всадников схватился рукой за грудь и упал с лошади, другой остановился в нерешительности, но Лесдигьер уже выхватил шпагу и помчался на него. Отступать было поздно, пришлось принять бой. Он закончился для солдата так же плачевно, как и для его товарища. Через минуту солдат замертво свалился на землю, судорожно хватая скрюченными пальцами мокрый снег.