Гугеноты - [32]

Со стороны могло показаться, что французские солдаты истребляют иноземных завоевателей. Это было бесславное, чудовищное избиение, и Лесдигьер понял: какие бы чудеса мужества и героизма он ни проявлял, одному ему не совладать с полутысячным войском. Он приготовился к тому, что умрет вместе со своими братьями, и эта смерть показалась ему наилучшей из существующих. Но тут случилась неожиданная и совершенно невероятная вещь. Увидя занесенный над его головой смертоносный клинок, Лесдигьер из последних сил двумя руками отвел удар, и обе шпаги, сцепившись, с размаху обрушились на загривок его лошади. От боли она взвилась на дыбы, дико заржала и вдруг бросилась вперед, вырвалась из кольца окружавших ее врагов и помчалась в поле, в сторону Ревиньи, сразу же оставив далеко позади место сражения.

— Догоните и убейте его! — крикнул Гиз, и четверо всадников бросились в погоню за Лесдигьером. — Ренье! — позвал Гиз, и к нему тотчас подъехал один из его дворян.

— Слушаю, монсеньор.

— Немедленно поезжайте в Париж и подготовьте население к радостной вести. Расскажите отцам города о том, что здесь произошло, но без ненужных подробностей. Вы поняли меня, Ренье?

— Очень хорошо, монсеньор. Я представлю дело так, будто зачинщиками были они.

— Вы должны прибыть в Париж раньше меня. Город должен встретить меня так, как встречают своего короля, только что разбившего сарацин. Возьмите в попутчики одного из ваших друзей.

— Я все выполню, монсеньор, вы будете довольны, — и два всадника тут же помчались по дороге, ведущей в Париж.

Они уже почти скрылись из глаз, как вдруг навстречу попался отряд в пятьдесят человек, скачущий со стороны Витри. Обе группы молча, разъехались, каждая в свою сторону; через несколько минут герцог де Гиз узнал в подъезжавшем всаднике Франсуа де Монморанси.

— Именем короля приказываю остановиться! — закричал маршал.

Глазам подъехавших всадников предстало ужасное зрелище: повсюду на земле, перемешанной конскими копытами со снегом и кровью, лежали убитые или корчились в муках раненые протестанты. Среди мертвых были и женщины; некоторые из них в агонии прижимали к груди свое дитя, иные бились на снегу со вспоротыми животами и разрубленными головами; их дети, по счастливой случайности, оставшиеся в живых, стояли теперь на коленях и плакали над еще не успевшими остыть телами своих родителей.

— Ба, да это никак Монморанси собственной персоной! — воскликнул Гиз.

— Кто позволил вам нападать на беззащитных людей? — вскричал маршал.

Гиз усмехнулся:

— Они нарушили эдикт, и я наказал их за это.

— Ваше самоуправство вам дорого обойдется! Вам и всей Франции!

— Вы о войне? — герцог пожал плечами. — Я к ней давно готов. Но чего ради, маршал, вам вздумалось тащиться в такую даль? Не для того ли, чтобы опередить меня и заслужить похвалу королевы-регентши? Вашему отцу это удавалось, хотя, чтобы стяжать славу военных побед, он даже не покидал своего кабинета в Лувре.

— Я сумею наказать вас за ваши слова, герцог, будьте уверены, — ответил Монморанси, — если Бог не накажет вас раньше за ваши злодеяния! Мы подали бы дурной пример, если бы обнажили шпаги на виду у наших солдат, а потому отложим это до более благоприятного случая.

— Как вам будет угодно, маршал, — ответил Гиз с легкой улыбкой и коротко поклонился. — Я всегда к вашим услугам.

— Я здесь по приказу королевы-матери. Она узнала о собрании протестантов в Васси и послала меня, чтобы я помешал вам обнажить оружие против них.

— С чего бы, интересно, регентша предположила подобный исход? — не удержался от любопытства Франциск де Гиз. — Я ведь мог возвращаться в Париж и другой дорогой.

— Возможно, от недостатка доверия к вам.

— Похоже на правду. В последнее время Екатерина и впрямь не балует меня своим расположением… И что же, маршал, ее приказ у вас при себе?

— Да. Но я, кажется, опоздал, и надобность в нем уже отпала… Впрочем, думаю, сей документ нам еще пригодится. Во всяком случае, для всех встреченных по пути в Париж мирных гугенотов он послужит надежной защитой от ваших бездумных выходок.

— О, так вы намереваетесь сопровождать меня в Париж в качестве конвоя?

— Увы, это будет выглядеть именно так.

— Какая честь, ха-ха! Вы слышали, Филипп? — повернулся Гиз к герцогу Неверскому. — И вы всерьез полагаете, маршал, — продолжил он, вновь обращаясь к Монморанси, — что с войском почти в полтысячи человек я подчинюсь вашему малочисленному отряду?

— У вас нет другого выхода, ваша светлость, — невозмутимо ответил маршал. — Невыполнение королевского приказа, как вам известно, карается весьма строго. Уверен, что участи мятежного феодала Карла Бургундского[41] вы предпочтете роль законопослушного вассала.

— Будем считать, что вы меня убедили, — после минутного раздумья снисходительно изрек де Гиз. — А поскольку я и без того уже собирался выдвигаться в Париж, разрешаю вам и вашему отряду составить мне компанию.

— Благодарю за оказанную милость, ваша светлость, — с неприкрытой иронией парировал маршал, — благо, как только что выяснилось, маршрут у нас общий. Но прежде позвольте задать вопрос: не встретился ли вам в Васси состоящий у меня на службе дворянин по имени Франсуа Лесдигьер?