«Гудлайф», или Идеальное похищение - [78]

— Позвоню начальнику полиции в Голден-Бэй сразу же, — пообещал он. — Счастливого дня рождения, капитан.

И тут по рации Дейва раздался голос диспетчера. Если Малкольм расслышал правильно, они отыскали фургон.

Дейв поднял вверх два больших пальца так, чтобы увидел Малкольм, и умчался прочь.

Уже третий день чувство сдавления увеличивалось по мере нарастания дневного зноя. Капли, падавшие с крышки ящика, щелкали по отсыревшему костюму Стоны. Поэтому он покинул ящик и поехал в открытой машине прямо в прохладу ночи — к выкупу и освобождению. Нанни сидела рядом, Джейн и Виктор устроили борьбу на заднем сиденье. Семейная поездка с маленькими детьми: праздничное настроение, свободное от работы время, чувство родительской ответственности. Черная дорога с ярко-желтой полосой влекла их к заросшей лесом территории, которую Стона раньше никогда не видел. Сгущались сумерки.

Они вылезли из машины и шли среди огромных деревьев; Стона не знал, что это за деревья, хотя его жена и дети смотрели на него, ожидая, что он скажет им, как эти деревья называются. Он увидел свою приходскую церковь и ввел их всех внутрь. Прошел вдоль прохода между рядами по сильно изношенной ковровой дорожке, вдыхая воздух храма, не похожий ни на какой другой — воздух, насыщенный сладостным ароматом ладана, запахом воска, черного угля, много раз полированного дерева, запахом святости. Он чувствовал запах потных ладоней, касавшихся закругленных сверху спинок церковных скамей, запах монет и бумажных денег в корзине, запах испачканного чернилами молитвенника. Он чувствовал запах тела и крови.

Доброжелательный отец Райан воздел руки к Богу и склонил голову. Затянутая в перчатку рука Джейн выпросталась из-под локтя Стоны. Он повернулся к ней и встретил обожающий взгляд, лучившийся сквозь фату, увидел обнимавшие ее каскады белого шелка и, когда она пошла дальше без него, задохнулся от слез.

Потом они снова ехали в машине, оставив детей в коттедже, где собирались остановиться. Виктор и Джейн выбрались наружу, но на заднем сиденье остался крохотный грудной младенец, размером не больше рыбки, какую бросают обратно в воду, он и бился, словно рыбка, на этом сиденье. А Стона огорчился, что Виктор смотрел в землю, пожимая руку отца.

Ветер пробирался ему и Нанни под одежду, когда их открытая машина мчалась все глубже в лес. Ветер теребил, рвал их одежду, пока не лопнули швы и не оборвались пуговицы, пока они оба не поплыли сквозь ночь в одном нижнем белье. Они подъехали к какой-то ферме и в сиянии фар увидели кур, клевавших что-то у обочины дороги. Неожиданно одна из них выскочила перед самой машиной, бросаясь то в одну сторону, то в другую — слишком поздно, Стона не успел прореагировать. Один глухой удар в колесной нише.

На переднем сиденье, под горячими ударами ветра, Стона погрузил руки в пополневший живот Нанни, восхитительно мягкий и просторный, кожа на нем — в шелковистых морщинках. Он гладил темно-каштановые волоски, всползающие к продолговатому, опавшему пупку. Сжал руками ее ребра, словно хотел поднять ее над головой и дать ей взлететь к небесам. Ведя ладони вверх по ее телу, он проник под мягкую набивку в чашечке бюстгальтера и прижал руку к шраму. Он нажимал ладонью на шрам, пока не почувствовал, как бьется ее сердце, пока не ощутил ее фантомную боль, привидением всползающую вверх по его руке все дальше и выше — к плечу, к самому его сердцу. Вдруг эта боль стала расходиться лучами, словно взорвавшаяся звезда. А в запертом ящике зной навалился на Стону всей своей плотной тяжестью.

Руки мясника, загрубевшие и шершавые от мозолей, словно пемза, ловко проникли к нему под ребра и стали сжимать, душить его сердце. В этих холодных сильных руках его сердце было как старый злобный петух, пытавшийся вырваться на свободу: он бил мощными крыльями, рвал клювом толстую кожу на руках мясника, отрывая и отшвыривая обрывки плоти, пока его собственная кровь не смешалась с кровью, льющейся с этих рук. Одно крыло было сломано, оторвано от тела. Ломались ребра. Полости и каналы в сердце Стоны сплющивались. Рука добралась до горла петуха, сжала его и резко дернула.

Стона коснулся щек Нанни кончиками пальцев. Теперь она стояла рядом с его машиной перед виллой на скалах Прайано. Она махала ему рукой, когда он двинулся прочь. Он еще чувствовал прикосновение ее губ на своих губах и неловко оборачивался, вытягивая шею, чтобы видеть, как она становится все меньше и меньше. Рыба била хвостом о заднее сиденье — Стона забрал ее с собой, — и он стал смотреть вперед и сжал руками оставленный было руль, мчась вниз по дороге к лесу. Фары бросали овалы яркого света на асфальт и на мощные стволы кленов, толпившихся по сторонам сужающейся дороги; повороты становились все резче, педаль газа была вжата в пол до предела, и, когда погасли фары, шины заскользили по склону в черноту.

Они обещали — он вернется домой сегодня вечером. Но Нанни не могла терпеть так долго. Ей казалось — она разучилась дышать. Она не могла справиться с руками. И куда подевалась Джейн? Джейн говорила, они с Джо собираются на прогулку, вдохнуть глоток свежего воздуха. Нанни тоже хотела бы прогуляться, но надо было много сделать по дому — все как следует вычистить к приходу Стоны. Он любит, чтобы дома было все чисто и прибрано, а Джо увел Джейн прогуляться, подышать свежим воздухом, а только кухню отчистить — полдня уйдет.