Гудериан - [101]

Катастрофа на фронте все-таки вынудила принять контрмеры, но все было либо запоздалым, либо бесполезным. Резервы перебрасывались туда, где ситуация уже вышла из-под контроля, или туда, где потребность в них была наименьшей. Так, например, 6-ю танковую армию СС перебросили из Арденн в Венгрию, на второстепенный фронт, где был зря израсходован ее боевой потенциал. Это облегчило русским задачу взятия Варшавы, после чего вал их наступления стремительно покатился по Польше и Восточной Пруссии, и вскоре под угрозой оказался Дейпенгоф, где в имении до последней минуты Гретель занималась хозяйством. Все это довело Гудериана до отчаяния, однако единственными инструментами, остававшимися в его распоряжении, были протест и интрига. Реальной властью он давно уже не располагал. Когда Гудериан пришел к Йодлю и в который раз возмущенно указал на порочность гитлеровской стратегии, тот лишь пожал плечами. Йодль также был сбит с толку и озадачен и наверняка осознал безнадежность положения, когда 21 января Гиммлера назначили главнокомандующим группы армий «Висла».

Напряженность дебатов на совещаниях достигла своего пика в феврале, когда Гудериан еще раз попытался убедить Гитлера эвакуировать морем силы, запертые в Курляндии. Перед совещанием он слегка выпил с японским послом. Шпеер, также присутствовавший на том совещании, так рассказывал об этой истории:

«Гитлер, как обычно в таких случаях, начал возражать. Ни Гудериан, ни Гитлер не желали идти на уступки, и вскоре оба уже разговаривали на повышенных тонах. Наконец Гудериан с редкой для лиц ближайшего окружения Гитлера откровенностью высказал свою точку зрения. Вероятно, сказалось воздействие выпитых в японском посольстве крепких напитков; он был очень возбужден и уже не считался ни с чем. Глаза его блестели, усы угрожающе топорщились, он вскочил со стула и, вперив взор в поднявшегося со своего места Гитлера, закричал: «Мы просто обязаны спасти этих людей! Пока еще мы можем успеть вывезти их оттуда!» Гитлер, раздраженный вызывающим поведением Гудериана, с непреклонным видом заявил: «Нет, они останутся там! Мы не можем отдать врагу эти земли!» Но Гудериан намеревался отстоять свою точку зрения. «Но это же совершенно бессмысленно! – воскликнул он. – Люди не должны погибать зря. Время не ждет! Нужно срочно приказать солдатам грузиться на корабли!»

И тут произошло нечто такое, чего никто даже в мыслях не мог предположить. Гитлер вдруг побледнел, явно напуганный столь бурной реакцией Гудериана. Собственно говоря, он не должен был допускать, чтобы с ним разговаривали в почти оскорбительном тоне – ведь это сильно подрывало его престиж. Но, к моему удивлению, внезапно заговорил о чисто военных аспектах проблемы и принялся утверждать, что оборона занимаемых сейчас на Курляндском полуострове позиций приведет к гораздо меньшим потерям… впервые в присутствии многих приближенных Гитлера начальник отделения Н1 отдела штаба оперативного руководства осмелился в некорректной форме спорить с ним. Это означало, что, образно выражаясь, рухнул мир…» (Цитата дана по книге А. Шпеер. Воспоминания. Русич. 1997. Стр. 559-560).

Но Гитлер не изменил своего решения. Неделю спустя за мраморным столом разгорелся новый спор; на этот раз речь зашла о быстром контрнаступлении, которое, по мнению Гудериана, должна была предпринять группа армий «Висла» под командованием Гиммлера. Последний стремился отсрочить атаку, ссылаясь на нехватку горючего и боеприпасов. Гудериан же был убежден, что это просто предлог для сокрытия некомпетентности Гиммлера и неопытности эсэсовского начальника штаба. Теперь, однако, Гудериан не просто затеял спор ради спасения жизней солдат или оперативной необходимости. Он твердо выступал против вмешательства СС в сферу, за которую отвечала армия. Конфликт возник из-за сомнений в компетентности Гиммлера, выразившихся в требовании Гудериана прикомандировать к штабу Гиммлера Венка, «…чтобы он осуществил целесообразное руководство операциями» – стр. 571. Гитлер в течение двух часов яростно сопротивлялся, а Гудериан, для которого потеря фюрером самообладания явилась, очевидно, стимулирующим фактором, стоял на своем – и победил.

Это была, как он писал в «Воспоминаниях солдата», «последняя битва, которую мне суждено было выиграть». Наступление, предпринятое Венком 16 февраля, вначале развивалось успешно, но 17 февраля Венк получил в автомобильной аварии серьезную травму, и наступление выдохлось. Преемник Венка, генерал-лейтенант Ганс Кребс не обладал необходимыми качествами. Ему не хватало опыта пребывания на высоких командных должностях и мужества в отстаивании перед высшим начальством собственной точки зрения, т. е. он принадлежал именно к такому кругу послушных исполнителей, каких предпочитал держать при себе Гитлер. Для Бургдорфа, таким образом, Кребс был естественным выбором. Потеря Венка явилась для Гудериана тяжелым ударом, хотя, по большому счету, она уже не могла оказать решающего влияния. Такие редкие удачи, как прикомандирование Венка к Гиммлеру, которые он мог записать на свой счет, были эфемерными. Ему всегда приходилось вести борьбу против принятия мер, которые будут иметь отрицательные последствия, вместо того, чтобы самому инициировать конструктивные меры. Однако зрелище, когда начальник генерального штаба сухопутных сил, наконец, противопоставляет ярости фюрера еще большую ярость, неизбежно поднимает вопрос, что произошло бы в 1938 или позднее, в 1940 г., если бы Бек или Гальдер вели себя подобным образом? Или каков был бы результат, если бы Гудериан с настроением 1945 года стал начальником генерального штаба сухопутных сил в 1938 году, что вполне могло произойти, если верить непроверенным слухам? Или если бы Белов и Штауффенберг добились успеха в 1941 г.? По меньшей мере, этот случай продемонстрировал, хотя и в последнюю минуту, что Гитлеру можно было противостоять. И если так, то почему бы не предположить, что Гитлер мог быть устранен то ли до войны, то ли после ее начала, возьмись за это дело люди решительные и авторитетные, сильные личности. Слишком очевидно, что щепетильные прусские офицеры не могли тягаться с беспринципным нацистским хладнокровием – устоявшаяся система безжалостной муштры пала жертвой анархичного, современного гангстеризма.