Грымза с камелиями - [66]

    – Возможно.

    Слишком туманный ответ.

    – Вы допускаете еще какие-нибудь варианты? По мне – так иного и быть не может.

    Максим промолчал, ох, и не понравилось мне его молчание.

    – А что вам еще рассказывал дед Остап?

    – Больше ничего, – пожал плечами Максим, – живет он одиноко, вдали от людей, вот ведь как у человека жизнь сложилась.

    – Это да, – согласилась я.

    Не подвел меня дед Остап! Я почувствовала, что Максим сказал правду – больше ничего он не узнал. «Обязательно найду кота, и где этот кот только шастает», – пообещала я себе.

    Около дома нас встретил Воронцов: он сидел на скамейке с газетой в руках и мрачно поглядывал в нашу сторону. На коленях его лежал пакет с печеньем, а рядом стояла чашка с уже холодным кофе. Я почувствовала, что проголодалась.

    – Где вас носит? – поинтересовался Виктор Иванович.

    Я взяла чашку и пакет с печеньем и принялась есть. «Да, у меня лишний килограмм, но я сегодня ничего толком не ела, и к тому же, это ЕГО кофе и ЕГО печенье, понимать же надо такие вещи», – тут же придумала я очень хорошее оправдание.

    – Задержались у реки, – коротко ответил Максим.

    – Результаты есть?

    – Пообщался с народом и побывал в доме, где жил убитый.

    – Что-нибудь узнал? – спросил Воронцов, залезая рукой в пакет с печеньем. А там в это время как раз находилась моя рука... совершенно случайно, наверное.

    – Мы с тобой об этом поговорим потом, – ответил Максим.

    – Не хотите ли вы сказать, что я тут лишняя?

    – Именно это я и хочу сказать, – строго ответил Максим.

    Если бы вы знали, как много дел у людей бывает, когда они шарят в пакете с печеньем. Я даже не рассердилась на Максима, потому что пальцы Воронцова, опять же совершенно случайно, касались моих пальцев.

    – Что делает дружок твоей сестры? – поинтересовался Максим.

    – Не знаю, – помрачнел Воронцов, – он не выходил из своей комнаты.

    – А как Галина?

    – Нервничает, я уже устал ее утешать.

    – А как Екатерина Петровна? – ехидно спросила я. Зря, наверное – я привлекла к себе внимание.

    Воронцов серьезно посмотрел на меня, и я заерзала на скамейке.

    – Ты сейчас пойдешь и соберешь свои вещи, больше жить в этой конуре ты не будешь, хватит.

    – Но...

    – Как я сказал, так и будет, – грозно произнес Воронцов, пресекая все мои попытки к возмущению.

    Я понимала, что перечить бесполезно.

    – Там ты не в безопасности, я вообще не понимаю, что на меня нашло, как я вообще позволил тебе переехать, теперь ты будешь жить в своей комнате.

    Я встала и поплелась к оббитым временем ступенькам.

    Вещи в сумку я кидала с отчаянием и злостью.

    Футболка, крем, полотенце...

    «Вот что теперь делать, что?»

    Расческа, носки, еще одна футболка...

    «Под каким предлогом я теперь смогу сюда прийти? Надо было мне искать лучше, да что же это такое!»

    С огромной сумкой потащилась к двери. Всхлипнула и попыталась задушить плаксивую обиду... И тут меня осенило. Я остановилась, расстегнула молнию и достала футболку, крем и теплые носки. Крем вернулся на полку в шкаф, футболка отправилась в ящик тумбочки, носки полетели под кровать. Вот теперь полный порядок – у меня появилось три повода, чтобы вернуться. Молодец я. Очень даже молодец!

    На радостях мысли в голове запрыгали точно кузнечики: «Как бы мне отпроситься у Воронцова на денек?.. Не отпустит. Но мне просто необходимо поговорить с Осиковым, я должна прижать его к стенке, и пусть только попробует не рассказать мне всего.

    Еще бы я сходила к деду Остапу, кстати, где бы найти его кота?.. У меня куча дел. Я решительно настроена на выходной!»

    – Тебе помочь? – ехидно спросил Максим, как только я вышла из охотничьего домика.

    – Не надо. Я, знаете ли, из тех, кто не ищет легких путей и к тому же не доверяет мужчинам, – посмотрела я на него сердито и обратилась к своему ненаглядному: – Виктор Иванович, а скажите, пожалуйста, можно ли мне завтра взять выходной?

    – Нет.

    Другого ответа я и не ожидала. Воронцов был спокоен, а я вот нет.

    – Я работаю на вас от зари до зари, я уже забыла, что такое отдых! Я требую выходной!

    – Аня, – устало произнес Воронцов, – стоит мне тебя отпустить, как ты тут же сбежишь к реке или еще куда-нибудь, а здесь убили человека, и я не могу и не хочу рисковать тобой.

    – Вы так говорите, как будто я ваша собственность, а я с вами, между прочим, у алтаря не стояла, да и родственником вы мне не приходитесь, так что моя безопасность – это мое личное дело.

    – В чем-то ты права, – кивнул Воронцов, вздыхая.

    «Наверное, сожалеет, что мы с ним у алтаря не стояли. Это хорошо, это правильно», – утешила я себя.

    – Я на вас в суд подам за эксплуатацию человека человеком, вы нарушаете трудовое законодательство, каждый у нас имеет право не только на труд, но и на отдых, – я не собиралась отступать.

    – Хорошо, завтра у тебя будет выходной, можешь болтаться по участку сколько хочешь.

    – Вы неправильно понимаете слово «выходной»: у вас почему-то оно граничит со словом «заключенный»!

    Воронцов встал со скамейки и направился в дом. Я схватила его за локоть.