Грязными руками - [10]

Жорж. Хватит болтать, Слик. Открой-ка это для начала.

Уго. Ты не посмеешь.

Слик. Я не посмею, дружок? А как ты мне помешаешь?

Уго. Я не могу драться с паровым катком, но, если ты только протянешь свою лапу, мы сегодня же уедем и Хёдереру придется искать нового секретаря.

Жорж. Подумаешь, испугал! Да я таких секретарей...

Уго. Ну что ж, обыскивай, если не боишься, валяй!

Жорж чешет голову. Жессика, очень спокойная во время всей сцены, подходит к ним.

Жессика. Почему бы не позвонить Хёдереру?

Слик. Хёдереру?

Жессика. Он вас рассудит.

Жорж и Слик переглядываются.

Жорж. Это можно. (Идет к телефону, снимает трубку и набирает номер.) Алло, Леон? Пойди скажи старику, что парень кочевряжится. Что? Да так, разговорчики. (Возвращается к Слику.) Он пошел говорить со стариком.

Слик. Ладно. Только давай так, Жорж. Мне сам Хёдерер нравится, но если он вздумает сделать исключение для этого буржуйского сынка, тогда как всех других обшаривали да ощупывали, даже почтальона, я потребую расчета.

Жорж. Согласен. Или ему придется потерпеть, или мы уйдем отсюда.

Слик. Может, я себя не уважаю, но и у меня есть гордость.

Уго. Очень может быть, дружище, но если сам Хёдерер отдаст приказ провести обыск, я через пять минут уеду из этого дома.

Жорж. Слик!

Слик. Что?

Жорж. Тебе не кажется, что этот господин смахивает на аристократа?

Уго. Жессика!

Жессика. Что?

Уго. Тебе не кажется, что эти господа смахивают на дубины?

Слик(идет к нему и кладет руку ему на плечо). Полегче, приятель, если мы дубины, то и отдубасить тебя сумеем.

Входит Хёдерер.

СЦЕНА III

Те же, Хёдерер.

Хёдерер. Почему меня побеспокоили?

Слик отступает на шаг.

Слик. Он не хочет, чтобы его обыскивали.

Хёдерер. Не хочет?

Уго. Если вы им позволите делать обыск, я уеду, вот все.

Жорж. А если ты отменишь приказ, уедем мы.

Хёдерер. Садитесь. (Все нехотя садятся.) Кстати, Уго, можешь ко мне обращаться на ты. У нас здесь все на ты.

Берет со спинки кресла трусики и пару чулок и собирается положить их на постель.

Жессика. Разрешите? (Забирает у него вещи, комкает и бросает на кровать, не сходя с места.)

Хёдерер. Как тебя зовут?

Жессика. Вы и женщин называете на ты?

Хёдерер. Да.

Жессика. Придется привыкать. Мое имя Жессика.

Хёдерер(пристально смотрит на нее). Я думал, ты уродина.

Жессика. Извините.

Хёдерер(продолжая смотреть на нее). Да, жаль.

Жессика. Может, мне обрить голову?

Хёдерер(все смотрит на нее). Не стоит. (Отходит.) Они из-за тебя чуть не подрались?

Жессика. Пока до этого не дошло.

Хёдерер. Будем надеяться, и не дойдет. (Садится в кресло.) Не в обыске дело.

Слик. Мы...

Хёдерер. Обыск не имеет никакого значения. Мы об этом еще поговорим. (Слику.) Что случилось? В чем вы его упрекаете? Он слишком хорошо одет? Говорит как пишет?

Слик. Нутро у него не то.

Хёдерер. Вот этого не надо. Нутро тут ни при чем. (Смотрит на них.) Дети мои, вы не делом занимаетесь. (Уго.) А ты заносишься, потому что чувствуешь свою слабость. (Слику и Жоржу.) Вы, видно, с левой ноги сегодня встали. Вы с самого начала его невзлюбили. Завтра вы начнете его подначивать, а через неделю, когда мне потребуется, чтобы он написал письмо, вы заявите, что он утонул в озере.

Уго. Может, мне удастся помешать...

Хёдерер. Ты ничему не сможешь помешать. Не раздражайся, малыш. Просто не нужно доводить до этого. Четверо мужчин, живущих вместе, или ладят между собой, или перегрызают друг другу глотки. Для моего удовольствия вы должны поладить.

Жорж(с достоинством). Чувству не прикажешь.

Хёдерер(настойчиво). Прикажешь. Прикажешь, если ты на службе, если ты член той же партии.

Жорж. Мы не из одной партии.

Хёдерер(Уго). Ты не из наших?

Уго. Из ваших.

Хёдерер. В чем же дело?

Слик. Может, мы и в одной партии, да вступили в нее по разным причинам.

Хёдерер. В партию вступают всегда по одной причине.

Слик. Погоди! Он вступил для того, чтобы научить бедных людей уважать самих себя.

Хёдерер. Неужели?

Жорж. Он так сказал.

Уго. А вы для того, чтобы нажираться вволю. Это ваши слова.

Хёдерер. За чем же дело стало? Вот вы и договорились.

Слик. Это как?

Хёдерер. Слик! Разве ты мне не говорил, что тебе было совестно голодать? (Придвигается к Слику, ждет ответа, но не получает его.) И ты места себе не находил, потому что не мог думать ни о чем другом? И что двадцатилетний парень может заняться чем-нибудь более стоящим, чем все время искать, чего пожрать.

Слик. Не надо было об этом говорить в его присутствии.

Хёдерер. Разве ты не рассказал этого мне?

Слик. Ну и что?

Хёдерер. А то, что ты хотел получить жратву и еще кое-что в придачу. Это «кое-что» он называет самоуважением. Пусть называет. Каждый может употреблять какие угодно слова.

Слик. Это не самоуважение. Мне не по душе, чтобы «это» звалось самоуважением. Он в голове своей находит слова, он думает головой.

Уго. А чем ты мне прикажешь думать?

Слик. Иногда приходится задницей думать. Конечно, я хотел положить этому конец. Хоть передышку получить на время, чтобы подумать о чем-нибудь другом. Но тут дело не в самоуважении. Ты никогда не голодал, а нам мораль читаешь, как дамы-патронессы, которые заходили к моей матери, когда она валялась пьяная, и говорили, что она себя не уважает.