Грязные игры - [36]

На ней был деловой костюм. Черного цвета, но из легкой летней ткани. Наверное, хлопок, подумал он. Юбка доходила до колен, жакет плотно обхватывал талию. Под жакетом был бледно-розовый топик, складками собранный на груди и выглядевший довольно мягким. Немного драгоценностей, как и раньше. Черные босоножки на высоких каблуках. Ногти на ногах были покрыты перламутровым лаком цвета слоновой кости.

Все это он заметил, когда поднимался вслед за ней на крыльцо. Теперь он не осмеливался разглядывать ее, потому что она напоминала натянутую струну, максимально собранная и деловая. На лбу у нее словно красовалась надпись «НЕ ТРОГАТЬ».

— Здесь есть журналы, — она указала на шкаф в углу. — И телевизор с… с видео. — Они одновременно посмотрели на шкаф, а затем друг на друга.

— Понятно, — сказал он.

— Дайте мне несколько минут. Потом, когда будете готовы, найдете меня в спальне.

С этими словами она пересекла гостиную, вошла в комнату, находившуюся в дальнем конце, и закрыла за собой дверь.

Теперь, по крайней мере, он понял, как все это будет происходить. Как у дикобразов.

Он снял спортивный пиджак, сложил его и бросил на спинку стула. Потом подошел к шкафу и открыл дверцы. Там был настоящий клад порнографии. Он просмотрел стопку журналов. Все, что угодно. На любой вкус. И такая же подборка видеокассет.

Интересно, кто все это здесь собрал, подумал он. Фостер? Она? Почему-то у него не получалось представить, как они приходят в видеосалон порнографических фильмов и читают названия, подыскивая то, что его заведет: «Как ты думаешь, дорогая, что он любит? «Близняшек» или «Еврокуколку»?»

Может, они поручили это Мануэло? Один из журналов был на испанском. Может, Мануэло любит порно. Может, это объясняет его невыразительную улыбку.

Грифф понял, что означают его размышления: он тянул время.

Он прошел на кухню в задней части дома. В холодильнике стояли бутылки с водой и упаковка диетической колы. Он взял бутылку воды, скрутил крышку и отпил немного по дороге в гараж, который был превращен в солярий, хотя через закрытые жалюзи внутрь проникало не так уж много света. Дом был наглухо запечатан, как и миссис Спикмен.

Грифф вернулся в гостиную и сел на диван лицом к шкафу. Затем он снял туфли, пошевелил пальцами и попытался убедить себя, что он спокоен и расслаблен. Он вновь перебрал журналы, но снимки на глянцевых обложках никак на него не подействовали. Решив, что собственное воображение лучше, он отложил журналы, вытащил подол рубашки и расстегнул джинсы.

Откинувшись на диванные подушки, он закрыл глаза и стал вспоминать вечер, который он провел с Маршей. Но эротические сцены постоянно заслонялись образами Марши на больничной койке, как будто вынесенной с поля боя.

Черт!

Чтобы не потерять уже достигнутого, он вспоминал, о чем еще можно подумать, чтобы поддерживать возбуждение. Что не так давно будило его фантазию или хотя бы вызывало любопытство? Мысленные поиски заняли несколько секунд, но это было то, что надо.

Он мгновенно возбудился.

А когда ему удалось полностью сосредоточиться на этом…

Он постучал в закрытую дверь.

— Можете войти.

Он открыл дверь и шагнул в спальню. Она была хорошо обставлена, хотя потом он не мог вспомнить ни единого предмета, кроме светлой простыни, укрывавшей Лауру до пояса. Она лежала на спине, подложив под голову подушку и скрестив руки на животе. Она не сняла розовый топик, а у нее на плече он заметил серебристую бретельку бюстгальтера.

А под простыней?

Жакет и юбка были сложены на стуле. Босоножки стояли рядом с кроватью.

А трусики? Он их не видел. Сняла или нет?

В любом случае он был рад, что послушался интуиции и не снял одежду. Очевидно, раздевание не входило в программу.

Однако его джинсы были расстегнуты — по необходимости. Взгляд Лауры в этом направлении был так мимолетен, что он подумал, успела ли она что-нибудь увидеть, прежде чем устремила глаза в потолок.

Грифф подошел к краю кровати и отвернулся. Ни он, ни она не произнесли ни слова. Он снял джинсы, но остался в трусах. На всякий случай он осторожно пощупал себя через трусы и почувствовал, как увлажнилась ткань. Не поворачиваясь лицом к Лауре, он приподнял простыню и лег, а затем натянул простыню себе на ноги, хоть это и выглядело нелепо.

Секунд тридцать он лежал на спине и смотрел в потолок. Так пропадет всякое настроение. Не говоря уже об опасности, которой подвергается его способность сделать ребенка.

Он повернулся на бок лицом к ней. Она не заговорила и даже не моргнула. Только раздвинула ноги. Внешняя часть бедра Лауры скользнула по его бедру. Этого легкого прикосновения оказалось достаточно.

Он перевернулся, расположился между ее ног и спустил трусы. Она подняла колени, не то чтобы очень соблазнительно, но, по крайней мере, они приняли позу, пригодную для полового сношения. Он прикоснулся там, где должен был.

Сердце у него гулко забилось. Трусиков не было. Только… она.

Она повернула голову и закрыла глаза.

Это разозлило его. С самого начала было понятно, что будет неловко. Даже трудно. Но она ничего не делала, чтобы помочь ему. Чем занималась она, когда он перебирал в голове грязные мысли, чтобы возбудиться? Очевидно, ничем. Слово «мастурбация» ей явно незнакомо, но могла же она, по крайней мере, сделать хоть что-то, чтобы быть более податливой? Если не ради него, то хотя бы ради себя? Немного приподнять бедра? Подвинуться вперед или назад? Своей рукой направить его?