Грязные деньги - [128]

В ходе перекрестного допроса другого свидетеля обвинения, Пита Кея, Шарпу удалось добиться признания, что Хемп Робинсон был "с приветом", "взрослым ребенком". Давая показания в качестве свидетеля обвинения, Кей сказал, что Харрелсон как-то говорил ему, что "человеческая голова — это арбуз с волосами". Позже, однако, в ходе перекрестного допроса Кей признался под угрюмым взглядом Харрелсона, что не уверен, действительно ли тот говорил это. "Я не могу с полной уверенностью утверждать, что Чарлз и в самом деле сказал это, — признался Кей. — Может быть, я сам это сказал". Пит Кей отверг утверждение защиты, будто они с Харрелсоном пытались "нагреть" Джимми Чагру, втянув его в жульническую сделку о контрабанде наркотиков. Однако в ходе перекрестного допроса он признался, что однажды пытался поживиться за счет Чагры. Кей сказал, что, узнав об убийстве Вуда, он тут же позвонил Чагре в Лас-Вегас и попытался заставить того поверить, будто он, Кей, знает что-то такое, что может доказать причастность Джимми к убийству. Он надеялся тем самым заставить Чагру "отблагодарить" его деньгами или марихуаной, но надежды эти не оправдались. "Он ничего мне не дал", — признался Кей.

Другой старый приятель Харрелсона, Грег Гудрем, родители которого помогали Чарлзу после того, как его бросила мать, заявил в суде, что вскоре после убийства Вуда Харрелсон сказал ему, что воспользовался золотистым "катлассом" своей жены для "дела" и теперь хочет побыстрее продать его. Еще до этого два свидетеля заявили, что видели какой-то золотистый "катласс" на стоянке в комплексе "Шато-Дижон" в то утро, когда был убит Вуд, а обвинение представило документы, доказывавшие, что за две недели до убийства машина жены Харрелсона в течение целой недели стояла на автостоянке аэропорта Сан-Антонио.

Хотя обвинение представило в основном косвенные доказательства, их совокупный эффект был ощутим. В течение последующих нескольких дней власти предъявили ружейный приклад и два письменных документа, написанных рукой Харрелсона и указывавших на его причастность к убийству. Присяжные могли, конечно, поверить, что этот облезший приклад действительно был от винтовки, из которой убили судью. Но они могли и усомниться в этом. Человек, продавший винтовку Джо-Энн Харрелсон, точно подтвердить этого не мог, хотя и установил подлинность выписанного им товарного чека и формы о приобретении оружия, заполненной на имя Фей Кинг. Он даже не мог с уверенностью утверждать, что приклад был от винтовки, проданной в его магазине. "Таких прикладов, как этот, — сказал он, обращаясь к присяжным, — могло быть десятки тысяч". Тому Шарпу удалось несколько смягчить негативную реакцию присяжных на факт приобретения винтовки, когда он сказал, что Джо-Энн Харрелсон купила ее для своего бывшего любовника Пита Кея.

Гораздо труднее было объяснить происхождение и смысл двух документов: "завещания", написанного Харрелсоном на листке от отрывного календаря в тот момент, когда он не подпускал к себе полицейских в пустыне близ Вэн-Хорна, и записки, нацарапанной в тот же вечер на обратной стороне открытки, которую Харрелсон затем разорвал и разбросал на дороге. Обвинители зачитали присяжным отрывки из записи на листке календаря от 30 августа 1980 года:

"Мне жаль. Не себя, а тех, кому я причинил боль, тех, кто любил меня, и тех, кто любил убитых мною. Но я никогда не убивал тех, кто этого не заслуживал. Я хочу, чтобы меня кремировали без всяких религиозных ритуалов. Я хочу, чтобы мой пепел был развеян над зданием суда имени Джона Вуда в Сан-Антонио".

Другая запись гласила:

"Извиняюсь за почерк, но я забалдел от кокаина (как всегда). Я, Чарлз Харрелсон, убил судью Джона Вуда, и сделал это один".

На обратной стороне открытки (ФБР сложило ее из кусочков и установило, что текст был написан рукой Харрелсона) говорилось: "Поскольку смерть неминуема, меня нужно лишь благодарить за то, что я ускорил естественный процесс. На моем надгробье следовало бы написать: "Он внес свой вклад в нулевой прирост населения". Том Шарп попытался было убедить присяжных, что Харрелсон хотел лишь пошутить по поводу искусственной стерилизации, но ни один из них почему-то не улыбнулся.

Когда место для дачи показаний заняла Тереза Старр, зал оживился. Публика пересела поближе, чтобы получше разглядеть эту прелестную 23-летнюю девушку, а заодно и трех подсудимых, судьба которых зависела теперь от ее показаний. Большинство к этому времени уже знало о странной любовной связи Терезы с отчимом и теперь хотело собственными глазами увидеть, как будут вести себя подсудимые, когда услышат пикантные подробности из уст самой девушки. Но сначала обвинители хотели выяснить все обстоятельства передачи ей денег за убийство.

Стараясь не глядеть в сторону трех подсудимых, Тереза сказала суду, что, отправляясь в Лас-Вегас, думала, что ее попросили привезти оттуда пакет с наркотиками в счет уплаты какого-то игорного долга. За день до поездки они с матерью пошли купить новое платье и небольшой чемодан. Джо-Энн Харрелсон настаивала, чтобы чемодан был с запирающимся на ключ замком. 23 июня Джо-Энн отвезла дочь на машине в аэропорт Корпус-Кристи и купила ей билет на имя Терри Тауэр. Она дала Терезе около тысячи долларов на дорогу, велев остановиться в отеле клуба "Жокей" и заплатить за номер "за несколько дней вперед", потому что мать не знала, сколько там придется ждать. Тереза остановилась в отеле клуба "Жокей" под тем же вымышленным именем — Терри Тауэр. Харрелсон велел ей найти три стоящих рядом телефона-автомата в трех различных казино и пользоваться только ими. Разместившись в номере отеля клуба "Жокей", Тереза прошлась вдоль Стрипа, заглядывая то в одно казино, то в другое. Подходящие телефоны-автоматы она нашла в казино "Дюнс", "Аладдин" и "Барбари-коуст", после чего позвонила Харрелсону из отеля "Падреайленд" и назвала их номера. Они договорились, у какого именно телефона-автомата и когда Тереза будет дожидаться звонка. "Мне было велено стоять в условленный час у какого-нибудь игрального автомата, — сказала Тереза, — чтобы был слышен звонок. При этом я должна была что-то делать. Одеваться мне рекомендовали поскромнее, чтобы меня не приняли за проститутку. Вступать с кем-то в разговоры запрещалось".