Грузовики «Вольво» - [37]

— Ты прав, — говорит Май Бритт. — Я и забыла, но теперь вспомнила. Прости, — кается Май Бритт, но посреди извинений начинает давиться от хохота. — Я видела, что тут что-то не то, — выдавливает она сквозь смех, — но что ты педик, до меня не дошло. А это многое объясняет.

— К счастью, это больно ранящее слово вышло из обихода, — говорит фон Борринг, — и мне кажется, ты употребила его не со зла, а желая выяснить границы дозволенного, поскольку тоже, наверно, чувствуешь некоторую неловкость: вот мы сидим тут, едим, пьем и разговариваем после стольких лет вражды.

— За это надо выпить, — тут же предлагает Май Бритт.

Они отпивают по глотку красного вина.

— Знаешь, на самом деле для меня много значит, что ты рассказал мне про это, — продолжает Май Бритт. — Честность, достойная уважения. Я никому не проболтаюсь.

— Можешь говорить кому хочешь, — отвечает фон Борринг.

— Ты разрешаешь мне рассказать об этом Юлле Бритт из магазина?

— Да хоть кому угодно, — соглашается он, доливая в бокалы вина.

— Наверно, здесь, в Вермланде, тебе жилось несладко? — спрашивает Май Бритт. — А чего ты не уехал в какой-нибудь большой город?

— Я думал об этом, но решил остаться здесь, — объясняет фон Борринг. — Я не привык к большим городам. И птиц там нет.

— Ну не скажи, — отвечает Май Бритт. — Я смотрела как-то передачу об орнитологе из Нью-Йорка. Он говорил, у них там сотни птиц. И что жутко интересно изучать, как они приспосабливаются к жизни в городе.

— Так и сказал? — удивляется фон Борринг.

— Там у них каких только птиц нет! По-моему, есть даже хищные, — говорит Май Бритт. — Они гнездятся на крышах небоскребов.

— Понятно, — отвечает фон Борринг.

— Хотя… я могла и напутать, — говорит Май Бритт. — Я ведь всегда траву курю, когда телек смотрю, так что у меня все новости в голове перепутываются. Кстати, ты бы тоже курнул. Поможет.

— Скауты не курят, — отвечает фон Борринг. — К тому же я никогда не делаю того, что запрещено законом.

— Noblesse oblige[19], — кивает Май Бритт.

— Именно.

— А то поехал бы в Берлин, — продолжает Май Бритт. — Там бы и я прижилась, наверно. У меня такое чувство, что там центр всей контркультуры. Возьми любое развлечение, которое народу нравится, так в Берлине непременно найдется особая группа людей, выступающих против него. Кстати, для таких, как ты, они устраивают огромный парад.

— Фу, — говорит фон Борринг. — Немецкие птицы. Не знаю, не знаю…

— А как насчет немецкой нарезки? — спрашивает Май Бритт.

— Немецкой нарезки? — мечтательно тянет фон Борринг. — Давненько я ее ел в последний раз.

— А хочешь? — спрашивает Май Бритт.

— Рождество еще не скоро, — отвечает фон Борринг.

— Ты не мямли, — говорит Май Бритт, — а отвечай ясно. Немецкую нарезку* хочешь?

— Да, — отвечает фон Борринг.

— Веди меня на кухню, — велит Май Бритт.

* насчет немецкой нарезки.
Во-первых, Май Бритт упомянула немецкую нарезку вовсе не случайно. Немецкая нарезка — это своего рода кодовое слово, намек на общую их с фон Боррингом тайну. Дело в том, что в первый день Рождества 1919 года маленький фон Борринг сбежал в разгар празднеств из отчей усадьбы и на своих маленьких ножках добрался по сугробам до дома Май Бритт, чтобы вручить ей жестянку с немецкой нарезкой. Май Бритт ужасно обрадовалась и печенью, и коробке, в которой фон Борринг его притащил. Но у фон Борринга начались серьезные неприятности, когда его мама (не безразличная, как мы помним, к морфию) пару недель спустя обнаружила пропажу. Фон Борринг отказался признаваться, куда делась банка печенья. Ни взбучка, ни домашний арест не сломили его.
Во-вторых, вот вам рецепт. Для примерно 125 ломтиков немецкой нарезки вам потребуется: 250 г масла, 30 г сахара, 1 яйцо, 60 г муки.
Готовится печенье так:
Растереть масло с сахаром добела. Добавить яйцо и снова хорошо перемешать! В самом конце добавить муку. Немного остудите тесто и раскатайте его в колбаски диаметром три сантиметра. Оставьте колбаски теста на холоде надолго — желательно на ночь. Нарежьте колбаски на кружки толщиной примерно полсантиметра и выложите их на противень, смазанный жиром или покрытый вощеной бумагой. Выпекайте на средней решетке при ста восьмидесяти градусах примерно восемь минут. Дайте печенью остыть на противне, затем выложите его. Хранится лучше всего в коробке с плотной крышкой.
В-третьих, учтите: немецкая нарезка — печенье особое, придуманное для тех, кто печенье не любит. Это рассыпчатые кругляшки без особого вкуса. Его что ел, что не ел — никакой разницы. Проще всего его сравнить с безаллергенными собаками, нет, даже лошадьми. У меня (автора то есть) есть свояк, и он однажды рассказал мне о русской породе лошадей, с которой аллергики могут общаться безо всякого риска. Русские горазды на разные забавные выдумки, хотя их репутация строится в основном на других вещах, не столь забавных.

Изучив указание оставить колбаски на холоде надолго — желательно до следующего дня, чего наши кулинары, естественно, позволить себе не могут, ибо у ночи есть своя логика, особенно заявляющая о себе после употребления известного количества вина и пива, и понимая, что печенье должно быть готово быстро, Май Бритт и фон Борринг находят неожиданный выход из положения: они выливают тесто в морозильник, и в эту секунду, в эту короткую паузу, когда глаза их встречаются, точно как в детстве, фон Борринг наконец вспоминает о Допплере и о зачете по узлам, и они с Май Бритт устремляются в комнату Допплера, который, заслышав их топот, успевает вприпрыжку подняться по лестнице, залезть в кровать и притвориться крепко спящим при включенном свете.