Грузовики «Вольво» - [21]
Допплер попал под чужое тлетворное влияние.
>* насчет Бонго.
>Бонго уже в полусотне километров от дома Май Бритт. В шведских лесах он отлично себя чувствует и случайно взял курс именно на север. Душа его поет, и это совершенно новое для Бонго состояние. Возможно, он радуется вновь обретенной свободе. Или его возбуждает чувство, что он дозрел до отцовства В любом случае ему будет неприятно, что мы копаемся в его ощущениях. Он ведь не может ничего сказать. А думает иначе, чем мы, люди. И в сущности, только сам способен разобраться в причинах своего душевного подъема. Одно очевидно — лосенок ликует. Радуется, что вот-вот все произойдет.
>* насчет коварства наркотиков Май Бритт.
>Новейшие исследования марихуаны пока подтверждают наличие взаимосвязи между курением гашиша в юности и психическими проблемами во взрослом возрасте. Чем раньше человек начинает курить каннабис и чем более рьяно он этим занимается, тем выше у него риск рано или поздно стать клиентом психушки. Утешает только, что речь, судя по всему, идет о незначительной группе людей, имеющих генетическую предрасположенность к этому в большей, чем все остальные, степени (см., например, «New Scientist» за 26.03.2005).
>Самые бесшабашные, естественно, уповают на то, что не принадлежат к этой небольшой группе, и шмалят почем зря; это их личное дело, конечно, но им все-таки не мешало бы помнить, что если едет крыша, то быстренько становится не до игр. Я сам (автор то есть) пока не страдаю психическими расстройствами, но я кое-что читал, видел, и моя интуиция подсказывает мне, что стоит, стоит поднапрячься, чтобы избежать этой напасти. Если психика перекосилась, ее уже не выправить. Но наш Допплер в юности не баловался гашишем. Он был слишком образцово-показательным для этого. И не делал вообще ничего из того, что обычно вытворяет молодежь, жаждущая вставить дряхлому миру по самое о-го-го. Умница Допплер с утра до вечера вел себя как пай-мальчик. Настолько экстремальный путь я бы тоже не посоветовал, честно сказать. Немного глупостей и разнузданности необходимы растущему организму. И тут важно найти золотую середину: когда и мозги набекрень не съезжают, но и тоска со скукой не заедают до того, чтобы захотелось послать к черту вообще все. Нужно рассчитать все тютелька в тютельку. Что поделаешь, жизнь трудна. И не спорьте. Исследования обезжиренного молока пока не подтверждают связи между объемом этого напитка, выпитым человеком в юности, и степенью его удовлетворенности жизнью во взрослом возрасте. Но неутомимые ученые продолжают свои труды, и нам еще многое предстоит узнать.
Постепенно лес редеет, сходит на нет, и Допплеру открывается аллея, засаженная огромными вековыми вязами, ведущая к парадному крыльцу усадьбы. Шагать к величественному господскому дому по насквозь просматриваемой аллее Допплеру неловко, поэтому он жмется к опушке леса до тех пор, пока не доходит до плотной стены деревьев, растущих так близко, что можно незамеченным перебегать от одного к следующему и отдыхать за ними, переводя дух, утомленный, естественно, эскападами последних четырех дней и ночей.
От крайнего вяза Допплер, пригнувшись, бежит через газон к дому, а там прижимается спиной к стене на манер солдат, штурмовиков и прочих исполнителей тайных миссий. Постояв несколько минут и убедившись, что его никто не обнаружил, осмелевший Допплер тихонько крадется дальше вдоль стены к массивной каменной лестнице, поднимающейся, надо думать, к парадному входу.
Фон Борринг, разумеется, заметил Допплера, едва тот высунул нос из лесу. Любитель-орнитолог как раз навел на резкость бинокль, стоящий на штативе на кухонном рабочем столе, и медленно вел объектив вдоль границы своих владений в надежде увидеть хищную птицу, которая вроде бы мелькнула, и вот, сливая в раковину остатки остывшего чая и одновременно глядя в бинокль, фон Борринг углядел мужчину, на вид крайне утомленного, который нес в руке дрозда — похоже, синего каменного дрозда, почти молниеносно сообразил фон Борринг, и сердце его забилось учащенно: синий каменный дрозд мог бы стать не только украшением его списка виденных птиц, но и небольшой сенсацией, ибо это чрезвычайно робкое и пугливое создание крайне редко встречается за пределами Средиземноморья. Пока Допплер обходил усадьбу кругом, фон Борринг не выпускал его из виду. Он прихватил бинокль с собой в бывший бальный зал и отсюда уже спокойно рассмотрел дрозда в руках Допплера, а также стал свидетелем причудливых перебежек последнего и непонятных стояний за деревьями. Наконец этот изможденный загадочный незнакомец оказался практически под тем самым окном, у которого устроился с биноклем фон Борринг, и вдруг застыл в нерешительности.
А дело в том, что Допплер стоит у лестницы и не может решить, то ли ему зашвырнуть птицу к двери и дать деру, то ли все-таки выполнить инструкцию в точности: отнести дрозда наверх, положить на коврик, позвонить в дверь и лишь тогда дать деру. «Если выбрать первый вариант, то еще закемаришь, ожидая, пока этот хозяин соизволит выглянуть за дверь, и все проспишь», — боится Допплер. Поэтому он опасливо поднимается по ступеням, кладет дрозда так, чтобы выходящий непременно наткнулся бы на него, и дергает за шнурок звонка. И при этом думает про себя, что звонок со шнурком — это такая древность, что остается только гадать, в каком, собственно, веке живет хозяин дома и не ждет ли он, часом, в гости Анну Каренину с приятельницами и любовниками, с лошадьми и санным поездом, ну и прочими русскими штучками.
