Грузия. Этнические чистки в отношении осетин - [31]

Список погибших:

1. Джанаев Ибрагим Абдулович – 1965.

2. Гобозов Омар Давидович – 1958.

3. Техов Махар Мелитонович – 1965.

4. Техов Чермен Каргоевич – 1972.

5. Техов Адам Виссарионович – 1924.

6. Гиголаев Мурат Захарович – 1965.

7. Гиголаев Ибрагим Кузьмич – 1964.

8. Гиголаев Альберт Согратович – 1963.

9. Гагиев Гиви Дмитриевич – 1968.

10. Гагиев Таймураз Дмитриевич – 1957.

11. Догузов Важа Георгиевич – 1952.

12. Догузов Иван Михайлович – 1958.

Причастность осетин к убийству группы головореза Виро так и не была доказана. Но ередвские заложники были не единственными жертвами мести за его смерть. Помимо особо жестоких убийств, о которых мы уже говорили, в ходу у грузинских бандитов были не присущие христианам ритуальные убийства, принесение осетин в жертву на могилах убитых грузин. В годовщину смерти Мераба Миндиашвили, того самого Виро, 14 марта 1992 года, грузины захватили Багаева Зураба Петровича, 1970 года рождения, жителя села Хахет Дзауского района. Это село во время землетрясения 29 апреля 1992 года полностью исчезло под огромным оползнем. Зураб Багаев – один из двух спасшихся жителей села, он был в Цхинвале в это время. 14 марта он шел к своим родственникам, проживающим близ Красной Церкви в Цхинвале, расположенной недалеко от въезда в с. Тамарашени. В ночной мгле его захватила группа грузин из Тамарашени. Есть сведения, что Зураб Багаев был ритуально убит на могиле Виро.

Маргиев Саркис Чагаевич, житель села Меджврисхеви, был также ритуально убит на кладбище в с. Бершует на могилах грузин, погибших во время нападения на с. Цинагар.

* * *

По мере того как налаживалась жизнь в Южной Осетии, беженцы, чьи дома сохранились, стали возвращаться. Пройдя самые страшные испытания, они научились выживать в любых условиях. В настоящее время на учете в Министерстве по особым делам РЮО, занимающемся вопросами беженцев, состоят 4,5 тысячи беженцев и вынужденных переселенцев. В шести коллективных центрах проживания беженцев в Цхинвале – в бывшем СПТУ-131, турбазе «Осетия», общежитиях учебных заведений – находится 210 семей, это 560 человек.

В Северной Осетии на сегодняшний день на учете в Управлении по делам миграции осталось 306 беженцев из Южной Осетии.

Остальные, согласно закону РФ о беженцах, приобретая гражданство и получая паспорт, снимаются с учета и относятся уже к категории вынужденно перемещенных лиц (ВПЛ). Оставшиеся 306 – это категория людей, возможно, одиноких, слабых, не сумевших найти выход из положения, из тех, которые не рассчитывают на собственные силы и продолжают ждать помощи от государства. Возможно, им некуда вернуться, а может быть, они уже сделали выбор, где им жить дальше.

Что касается беженцев из внутренних районов Грузии, проблема их возвращения не обуславливалась их желанием или нежеланием. Огромное количество факторов препятствовало стремлению этих людей вернуться на родину. Прежде всего, никто не гарантировал им теплый прием, ведь их изгнал не Звиад Гамсахурдиа лично, разделивший с ними теперь участь беженца, а соседи-грузины. Как жить с ними дальше рядом? Защитит ли их от новых погромов и резни грузинское государство? Во-вторых, вернуться, собственно, было некуда – большая часть домов или квартир были уже заняты грузинскими семьями, получившими право оформлять это жилье как собственное. У многих жилья больше не было физически – их дома сожгли или разрушили, растащив по частям. В-третьих, это была другая Грузия, не та, советская, в которой они жили раньше. Нищета, безработица, отсутствие элементарных человеческих условий и социальных прав – таков был портрет новой Грузии, где такой категории людей, как вернувшиеся беженцы, начинать жизнь с нуля было бессмысленно. Как бы сильно ни тянуло их домой, они не могли вернуться. «Там же враги!» – так отвечали все, кому мы задали вопрос: «Вернетесь ли вы, если вам создадут все условия?» Проводить специальный социологический опрос даже не было необходимости. Эти люди потеряли свою родину.

История № 8. Трудная дорога к дому

Мирзабек Хубаев, 45 лет, из Гуджаретского ущелья, живет во Владикавказе. Подчеркнул, что не беженец: «Иногда я думаю, когда я перестану ездить туда? Когда люди перестают ходить на кладбище? – когда привыкают к потере, когда обретают новых близких или покой и счастье с теми, кто остался рядом. Когда моя родина станет для меня лишь кладбищем очень далеких предков, могилы которых могут не вызывать боль своей неухоженностью и стертыми именами? Когда будет трудно вспомнить, кто лежит под этим камнем? А если и вспомнишь, не защемит сердце, не навернутся слезы, и ты прикоснешься к теплому камню спокойно, как положил бы цветы на могилу неизвестного солдата чужой страны.

Я лишился права открыто приезжать на свою родину, в село Цинубан Гуджаретского ущелья Боржомского района, с апреля 1991 года. К тому времени уже определенно было ясно, что надо уезжать: все чаще стали подниматься сюда, наверх, грузины – хозяева страны, для которой внезапно мы все вместе стали никем, инородным телом на этой земле, куда неизвестно зачем и неведомо когда предки моих предков переселились жить, держать скот и молиться дзуарам, которых здесь довольно много. Что стало теперь с нашими дзуарами, мимо которых редко кто прошел бы без поклона и трепетного „Табу!“?