Грузия. Этнические чистки в отношении осетин - [30]

В Южной Осетии также менялась демографическая ситуация. С установлением мира миграция не прекратилась, просто покидавшие республику теперь были не беженцами, а мигрантами. Что касается беженцев, они тоже, естественно, старались как-то устроиться. Многие из них смогли приобрести жилье в городе, искали работу, пробовали заняться челночной торговлей, что стало самой популярной стратегией выживания в послевоенных условиях. Югоосетинские села в прошлом со смешанным населением теперь стали чисто грузинскими, собственно, они и образовали так называемый «анклав».

В смысле стабильности уровня населения Южная Осетия никогда не была особенно благополучной. Отток трудоспособного населения в поисках лучшей жизни наблюдался здесь и до войны. Тогда эта беспорядочная миграция никого не волновала, но с введением в обиход таких понятий, как «таможня», «граница» и т. д., количество передвижений возросло и приобрело односторонний характер. По официальным данным, в 1990–1993 годах из республики официально выписались 5349 человек. Тех же, кто уезжал, не выписавшись, но с намерением наладить жизнь в другом месте, было гораздо больше. Процент именно таких неучтенных мигрантов, выехавших в суматохе войны и где-то потом устроившихся, наиболее высок.

«Считалось предательством покидать Южную Осетию во время боевых действий. Казалось, главное – пережить войну, а там мы отстроимся, постепенно вернемся к мирной жизни и, может, даже начнем процветать. Но когда кончились бои, все оказалось не так просто, и, переждав напряженную полосу затишья, люди оказались перед вопросом: как быть дальше? Жизнь на некоторое время как бы потеряла смысл, который во время боев заключался в том, чтобы защищать родину. И вот этой самой родине уже оказались не нужны умеющие стрелять руки. Разбитой родине нужны были строители, готовые работать так же бескорыстно, как и жертвовать жизнью, поскольку платить было нечем, кроме как пустыми гильзами да неистребимым запахом дыма пожарищ.

Вынужденный мигрант, отказавшийся получить статус беженца, Р. А., педагог, выехал с семьей в Россию: „Страшно не хотелось уезжать. Сначала я думал: поеду, подзаработаю и вернусь. Но шла война, двое моих малышей уже кашляли от долгого пребывания в подвале, деньги давно кончились и негде было взять. Школа, в которой я работал, осталась в грузинской зоне, в городе для меня работы не нашлось. Оружия у меня не было, да и если бы даже было, моя сильная близорукость делала меня бесполезным на этой войне. Я уехал в Россию, в провинцию, устроился неплохо – здесь нехватка педагогических кадров, квартиру обещают. Когда еще я вернусь домой, да и вернусь ли?“

В наиболее неблагоприятный первый послевоенный год в Южной Осетии наблюдалась сильная утечка кадров – медицинских, специалистов разного профиля и т. д. Вот официальные данные Комитета по социальной защите правительства РЮО: в июне 1993 года, через год после окончания войны, в республике насчитывалось 6 тысяч безработных, кроме того, 4 тысячи человек фактически не работали, хотя трудовых соглашений не расторгали и числились рабочими неработающих предприятий. Еще 9 тысяч – на полном государственном обеспечении, это беженцы» (Газета «Ард», № 3, июнь, 1993 г.).

Рост уровня миграции объяснялся не только безработицей и экономическими проблемами. Неопределенность политического будущего Южной Осетии, отсутствие перспектив, специфический послевоенный рост преступности – вот сильнейшие факторы, побуждающие людей уезжать.

Имеющиеся законы не гарантировали безопасность бизнеса, поскольку не выполнялись. Оставшееся на руках у вчерашних защитников республики большое количество личного, нигде не учтенного оружия в условиях безработицы и слабости властей неизбежно приводило к вооруженным «разборкам». Часть молодых людей и отцов семейств уезжали в Северную Осетию, в другие российские регионы – на заработки. Большое количество семей оказались временно неполными.

Неожиданно в сентябре 1993 года война напомнила о себе страшным событием: рядом с селом Ередви была обнаружена братская могила 12 осетин, взятых в заложники грузинскими бандитами в марте 1991 года и похороненных заживо.

История № 7. Пропавшие без вести

Тедеева Зарина Викторовна, председатель благотворительного фонда «Память» Комитета семей погибших, без вести пропавших и раненых: «Прапорщик Ушанг Гиголаев, служивший в саперной части в Цхинвале, 18 марта 1991 года нанял военный „Урал“, собираясь в Чере проведать родителей. К нему собрались попутчики, сели в машину. Гиголаев, двое русских военнослужащих и шофер были вооружены. Машина направилась мимо Ередви через Ксуис в Чере. В Ередви стоял грузинский пикет, но их не остановили. В Дменисе и Сатикаре с машины сошли тамошние жители. Те, кто собирался поехать обратно в город, должны были ждать машину после ее возвращения из Чере. У села Дменис стояло много народу, велись тревожные разговоры о том, что происходило в эти два дня. „Разве можно сейчас ехать через Ередви!“ – говорили люди пассажирам. Накануне четверо грузин, ехавших на бензовозе, были убиты, причем они были сожжены, в том числе некий Миндиашвили Мераб по кличке Виро (по грузински – „ишак“. – И. К.), отличавшийся особой жестокостью и зверствами: это он добил учителя Дмитрия Кочиева, которого, избитого, с переломом позвоночника, „скорая“ везла из Курта. Он застрелил его прямо в машине, а его 15-летнего сына, ехавшего с отцом в больницу, заставил глотать осколки выбитого стекла. Бандиты рвались отомстить за своего Виро, ехать было опасно. Но мужчины вернулись в машину, боясь показаться трусами. В машине было 25 человек. У села Ередви, там, где есть переход через мост в сторону с. Берула, поперек дороги стоял трактор. Машина не успела отъехать назад, к ней подскочили грузинские бандиты, сорвали тент, ворвались в кузов и, избивая железными прутьями всех подряд, скинули их на землю. Ивану Догузову, который крикнул русским: „Стреляйте! Стреляйте!“, нанесли смертельный удар, он скончался сразу. Через некоторое время женщин с детьми зашвырнули обратно в кузов и отпустили машину. Оставшихся мужчин продолжали избивать. Машина приехала на турбазу, где стояли внутренние войска. Спасшиеся женщины в истерике требовали помощи задержанным мужчинам, но военные отказались что-либо предпринимать. Из мужчин спаслись водитель, двое русских и Гиголаев, сидевшие в кабине. Они даже не пытались стрелять. Никаких срочных мер по спасению задержанных не было принято. Лишь программа „Время“ вечером того же дня сообщила, что в Ередви были задержаны 12 осетин и уведены в неизвестном направлении. В сообщениях об этом случае подчеркивалось, что люди были задержаны в рейсовом автобусе – чтобы отвести недовольство от военных, которые не приняли мер по недопущению расправы над людьми. Пленных возили по грузинским селам и кричали: „Эй, кто хочет осетинской крови?“ Но люди закрывали двери и окна. В Мегврекиси их отвезли в штаб, потом вернули обратно и повезли к отцу того самого Виро, но он не захотел принимать участия в убийстве, сказав, что не знает, кто убил его сына. И тогда их отвезли обратно в Ередви, сбросили в яму, засыпали ее и разровняли трактором. На второй день, 19 марта, скончался от инфаркта Дмитрий Гагиев, отец братьев Гиви и Таймураза, попавших к грузинам в числе тех двенадцати. Родственники вели поиски, как могли, находили пути для розысков по тюрьмам всей Грузии, получив информацию, что в числе бандитов были бывшие уголовники. Поиски вела и следственная группа прокуратуры СССР. Захоронение нашли 26 сентября 1993 года. В первый день были найдены останки пяти человек. Место другого общего захоронения было указано грузином, жителем Ередви, который издали наблюдал за происходящим. Когда останки уже увозили, он незаметно быстро спустился вниз и обозначил место общей могилы камнями. Там и были найдены останки других семи человек 28 сентября. У всех убитых были сломаны ребра, у некоторых – позвоночники, тела были полуобожжены, там же в яме нашли оплавившуюся канистру из-под бензина. Руки и ноги убитых были связаны проволокой».