Груз 200 - [2]

– Самолет, самолет, – проворчал пассажир. – Едут наконец-то!

– Слава те, гос-с-с… – пробормотал водитель. – Свалить бы отсюда поскорей!

– Что так? – слегка насмешливо осведомился пассажир, глядя в ту сторону, где уже возникло прыгающее размытое пятно электрического света. Вскоре за поворотом дороги среди крестов и надгробий сверкнули фары, снова скрылись из виду, когда автомобиль нырнул в ложбину, и засияли опять, как два широко расставленных круглых глаза.

– Что так, что так, – передразнил водитель и задвигался, гася в пепельнице сигарету. – Я, конечно, жмуриков не боюсь, но как-то здесь.., стремно, в общем. И запах.

– Какой запах? – удивился пассажир. – Ты базар-то фильтруй! Это какой должен быть шмон, чтоб ты его сквозь два с половиной метра глины унюхал!

– Все равно воняет, – упрямо ответил водитель.

– В башке у тебя воняет.

– Ну пускай в башке, так мне-то от этого не легче!

– Герой, – с ноткой удивления в голосе заметил пассажир. – Мигни им фарами, что они, козлы, иллюминацию здесь устраивают?! Еще бы телевидение пригласили.

– “Человек и закон”, – подхватил водитель и щелкнул переключателем. Фары джипа взорвались короткой ослепительной вспышкой. Приближавшийся автомобиль в ответ тоже мигнул фарами и погрузился во тьму. Через секунду он остановился и замер поодаль.

Это был видавший виды полугрузовой “Фольксваген” грязно-оранжевого цвета с тентованным кузовом. В царившей на кладбище кромешной тьме он выглядел просто бесформенной глыбой мрака, более плотного, чем окружающая его сырая темнота, но сидевшие в джипе люди знали, что это именно тот автомобиль, которого они дожидались: никому другому просто не пришло бы в голову заявиться сюда в столь неурочное время.

В темноте хлопнула дверца, по раскисшей глине зачавкали шаги нескольких человек, потом зашуршал откинутый брезент и раздался приглушенный лязг, какой издают, ударяясь друг о друга, лезвия штыковых лопат. Кто-то негромко выругался, помянув Господа Бога и дирекцию кладбища, которой почему-то не пришло в голову поставить здесь хотя бы парочку фонарей. Критику кладбищенской администрации ответили в том смысле, что кладбище – не парк и не бульвар и что нормальные люди, как правило, не шляются в темноте между могил. Критик упрямо проворчал, что нормальных людей он видел в гробу. Учитывая ситуацию, это высказывание прозвучало как довольно удачная шутка, и слушатели отреагировали на нее приглушенным ржанием. Потом возле микроавтобуса, мигнув, загорелся карманный фонарь, осветив участок поросшей обесцвеченной прошлогодней травой почвы и чьи-то ноги в джинсах и грубых рабочих ботинках. Пассажир джипа подавил невольный вздох, вынул из бардачка предусмотрительно прихваченный с собой японский фонарь на шести батарейках и, распахнув дверцу, вышел из машины.

– Долго добирались, – заметил он вместо приветствия, подойдя к группе вооруженных лопатами и веревками людей. Голос его звучал недовольно и жестко.

– А мы-то при чем? – проворчал одетый в армейский бушлат доперестроечного образца здоровяк, чье округлое брюхо выдавало в нем большого любителя пива. Он стоял опираясь о черенок совковой лопаты, вызывающе вздернув жидкую рыжеватую бороду, украшавшую его жирный подбородок. – Я говорил: дайте нормальную машину, на хрена вам эта конспирация… Кого боимся, не пойму. Нет, блин, заставили ездить на этой консервной банке… Вот и заглохли посреди дороги. Два раза менты возле нас останавливались. Куда, грят, собрались, ребята? На рыбалку, говорим… Хорошо, не догадались кузов осмотреть. Они бы охренели, если бы эти удочки увидели, – он кивнул на лопаты. – Так что претензии не по адресу.

– Ладно, – после короткой паузы сказал лысоватый пассажир джипа. – Ты закончил свою речь?

Толстяк неторопливо и обстоятельно высморкался в два пальца, вытер руку о торчавшие из кармана бушлата рабочие рукавицы и спокойно ответил:

– Пока что да.

– Тогда за работу. И шевелите задницами, если хотите управиться до света. У вас осталось не так уж много времени.

– У нас, – поправил его толстяк. – Или ты оформил перевод?

– Много треплешься, Костыль, – процедил сквозь зубы лысый.

– Ладно, ладно," – примирительно проворчал пузатый Костыль. – Показывай которая. Вот будет хохма, если мы не того жмура выкопаем!

Позади кто-то фыркнул в кулак. Лысый пассажир джипа скорчил кислую мину и скривил губы.

– Очень смешно, – сказал он. – Пошли! Он двинулся вперед, светя под ноги своим мощным японским фонарем и время от времени переводя его луч на свежие могилы, чтобы сориентироваться. Они прошли метров двадцать и остановились перед недавно насыпанным продолговатым холмиком, старательно оглаженным лопатами и почти целиком скрывавшимся под аккуратно составленными шалашиком венками. Ленты на венках еще не успели поблекнуть. “Дорогому сыночку от безутешной мамы”, – было выведено на ближайшей. На черной жестяной табличке, приколоченной к временной деревянной пирамидке, опытной рукой художника из похоронного бюро были выведены имя, фамилия и даты рождения и смерти. Если верить надписи, парню, лежавшему под этой пирамидкой, было ровно двадцать лет. “Погиб в Чечне”, – гласила выведенная чуть ниже дат строчка.