Грустный шут - [19]

Недавно прибыв в Россию, Фишер купил себе у спившегося голландца шхуну и теперь собирал для нее команду. Митя подвернулся ему под руку одним из первых. Добравшись до Петербурга, он обнищал и обносился. Однако сумел сохранить карту и записи о недавно открытой земле Курильской. Хотел передать эту карту царю или адмиралу Соймонову, но его гнали от дворца прочь, смеясь над нелепой, жалкой фигурой. Проходивший мимо Юшков кинул, как нищему, монетку. Митя подобрал ее и, безнадежно вздыхая, отправился в кабак. Деньгу пропил и запродал себя Фишеру.

— Что, братко, и тебя купили? — усмехнулся Барма. — Дорого ль оценили?

— Харч да одежа. Эй, хозяин! Дай денег. Мне надо одеться.

— Ступай на корабль, — оттолкнул его Фишер. — Жди.

— Этой мой брат, — сказал Барма. — Не обижай. Понял?

— Этой мой матрос, — с издевкой отозвался Фишер. — Я подписал с ним контракт. Понял?

— Я уплачу за него.

— Мне матросы нужнее денег.

— Давай меняться — голова за голову, — предложил Барма и выволок из-под стола пьяного немца. — Вот тоже мореход опытный. Бери. И целковый впридачу.

— Согласен, — кивнул Фишер, возвращая контракт. — Осталось вернуть камзол.

— Отдай, черт с ним, — брезгливо поморщился Барма. Тронув парик, посоветовал: — И мочалку эту скинь.

— Я пошутил, приятель, — возвращая рвань, которой снабдил обнищавшего Митю, сказал Фишер, стараясь расположить к себе братьев.

— А мы не шутим, господин. И так уж дошутились: иноземцам себя продаем, — сухо отозвался Барма.

— Да, да. Это обидно, — согласился уступчиво Фишер. Из-за стола, однако, не ушел. — Что делать, в этом мире все продажно.

— Все, кроме чести и родины, — отрезал Барма и отвернулся. — Ну, Митрий, рассказывай: где был, что видел?

— Был я, братко, на острове Матмае. С Камчатки пробирался туда.

— Знал бы, с кем контракт разрываю, — больше бы взял неустойку, — пробурчал Фишер и навострил ухо.

— Тот остров русский теперь, — повествовал Митя. — Как и все Курилы. Когда Матмай обжили — в обрат побежали. Штормом нас отнесло. Сколь времени носило — точно не скажу. Запасы кончились скоро… Поумирали многие наши. Лишь троим берег увидать довелось. Да и то одного сразу же схоронили. Нас тамошние жители подобрали. Потом и товарища моего не стало… Я, вишь, жив-здоров, пирую с тобой, — невесело закончил рассказ Митя.

— На Камчатку-то как попал?

— С казачьей командой. Где водою шел, где сухопутьем. Хотелось до оконечности земли добраться.

— И добрались? — живо повернулся к нему Фишер, с растущим интересом рассматривая моряка. Потрепала его жизнь. Молод, а глаза в сетке морщин. Голос печальный. Должно быть, пережил много, терял многих.

— Добрался, — тихо молвил Митя. В голосе должна бы звучать гордость: совершил невозможное. Звучала горечь.

— Слава богу, под землю не забрался, — усмехнулся Барма. — Здесь-то какими судьбами?

— Домой пробираюсь. Да прежде хотел передать царю карту… тех мест.

— Простая душа! — усмехнулся Барма. — До царя, как до бога.

— Я помогу вам, сударь, — предложил свои услуги Фишер, почуяв наживу. — Мы близко знакомы с одним князем. Он вхож к царю. Давайте мне вашу карту! — Он вспомнил Юшкова, с которым по приезде в Россию мельком виделся. Правда, тот принял его сухо, пожалуй, даже враждебно. Фишер не удивлялся: бывший дворецкий стал влиятельным придворным. «Карту, — прикинул Фишер, — можно с выгодой продать. Надо только выманить ее у этих простаков».

«Простаки» не слишком спешили расстаться с картой и говорили о своем.

— Отец-мать как, живы?

— Выслали их, братко. Ратмана помнишь?

— Бориса Петровича? Что он?

— Его заботами. И меня пытал. Забил бы насмерть. Да Дуня спасла.

— Где она, Тима? Где сестра наша? — вскинулся Митя.

— Здесь, в доме Юшкова. Скоро увидишь.

«Юшкова»?! — чуть не вскрикнул Фишер. У братьев и у него оказался общий знакомый, тот самый князь, с помощью которого Фишер намеревался проникнуть к царю.

— Вон что, — повесил голову Митя. — Дорогая цена. Повидать-то ее можно? Пустят к князю?

— Пустят. Айда грязь сначала отмоем.

— Постойте! — остановил их Фишер. — Вы нуждаетесь в деньгах. А я богат. Я могу купить вашу карту.

— Та карта не для продажи, — сухо отрезал Митя и, стряхнув с плеча руку Фишера, вышел. Барма, показав иностранцу нос, выбежал следом. Кирша ждал их у повозки.

Проехав три или четыре переулка, они оказались подле бани.

— Я тут побуду, — сказал Кирша, боявшийся отойти от своих лошадей. Братья разделись и сразу нырнули в парную.

— А ты стал еще телесней, — разглядывая застенчиво улыбавшегося брата, выйдя из бани, бурлил Барма. — Куда растешь-то?

Митя, переминаясь с ноги на ногу, затравленно озирался, зная, сколь несуразен его костюм: фламандская шапочка, английский камзол, российские лапоточки да еще тулупчик с чужого плеча, забывший о дне своего рождения.

— Тише, Тима, тише! На людях-то не шуми! — увещевал он своего шумливого, возбужденного встречей брата, нарочно приглушая медленный низкий бас.

— А кого нам бояться, братко? Мы дома. Так, Зая? — вынув косого из-за пазухи, горланил Барма. Зайчонка от его громкого голоса, от раскатистого смеха испуганно вздрагивал, морщил кроткую глазастую мордочку.