Грустные и смешные истории о маленьких людях - [9]

Такое обилие толстых шуцманов в зеленых шинелях и белых перчатках, торопливо перебегающих от одной группы к другой, сулило что-то весьма занимательное и интересное.

— Надо узнать…

Я втерся в толпу и, прислушиваясь к разговорам, тут же узнал о готовящееся манифестации фашистов в цирке и о том, что коммунисты решили этой манифестации не допустить.

В сущности, мне было все равно — чей будет верх, так как ни о фашистах, ни о коммунистах, я никогда еще не слышал ничего хорошего, но, несмотря на это, — мною целиком овладела мысль допустят или нет коммунисты фашистскую манифестацию?

III.

Вдруг площадь начала заполняться народом.

В разных концах зазвенели детские голоса.

— Листовки!..

— Где?..

— Эй, листовки!..

Мимо меня пронесся малыш лет семи с кучей листовок в грязных руках.

Малыш раздавал листовки всем проходящим и при этом выкрикивал звонко:

— Diktatura des Proletariats![3]

— Стой… Стой, каналья!

Какой-то буржуа с седеющей бородкой схватил малыша за воротник и начал вырывать листовки.

— Брось… Брось, негодяй, — хрипел буржуа.

Однако, за малыша вступились взрослые и седому господину пришлось отпустить его.

Тем временем народ прибывал, вливаясь со всех улиц, точно в колоссальный резервуар человеческих тел; становилось тесно и душно.

Споры, крики и ругань вспыхивали вокруг меня поминутно.

Атмосфера накалялась.

Кто-то крикнул:

— Эй, коммунисты идут..

— Иду-у-ут!

— На Фридрихштрассе коммунисты!..

— Коммунисты идут…

— Десять тысяч…

— Ой, пусти-и-и-те!

— Десять тысяч!

Толпа хлынула вперед и, подхватив меня, выбросила на широкую улицу, заполненную толпами людей, одетых в синие рабочие блузы.

И над этой синеблузой процессией, шагающей густыми неплотными рядами, тихо казались красные знамена.

Впереди нестройными кучками бежали рабочие, они размахивали кепками и кричали возбужденно:

— Шляпы долой перед красными знаменами!

— Эй, шляпы долой!

Хорошо одетые буржуа, точно не слыша этих окриков, посматривали с усмешкой на процессию рабочих и о чем-то шептались между собой.

Тогда один из синеблузых подскочил к смеющимся с сжатыми кулаками, топнул ногой и крикнул злобно:

— Шляпы долой!

Господа выпустили ему в лицо сигарный дым и захохотали.

Рабочий крикнул что-то, размахнулся, ударом кулака сбил с господина шляпу и начал топтать ее ногами.

— Ах! — крикнул кто-то.

Буржуа с побледневшими лицами торопливо сдернули шляпы и начали бросать на асфальт дымящиеся окурки сигар.

Мне стало отчаянно весело и я, невольно для самого себя, крикнул громко:

— Ах, молодец какой!

— Мерзавцы, — прохрипело у меня над ухом, — это называется вежливость по русски!

— По русски иль по французски, а мы заставим вас уважать красные знамена, — запальчиво крикнул худой и высокий, стоящий рядом со мной на тротуаре.

— Не так скоро, — прохрипел толстяк.

— Посмотрим!

— Поезжайте смотреть в Россию, если вам нравится красный цвет!

— И поедем… Не ваше дело!

Толстяк негодующе мотнул головой и прохрипел, задыхаясь от злобы:

— Я удивляюсь, почему вы до сего времени не там?

— Мы ее здесь откроем… Слышите?.. Здесь — в Германии будет Россия! — крикнул худой и, грозно вращая глазами, кинул многозначительно:

— О, тогда мы с вами поговорим по иному, мой добрый господин!

Толстяк побагровел, надулся и канул:

— Скорее вы козла родите, чем это будет!

Поднялся невообразимый шум.

Худой кричал что-то и лез с кулаками к толстяку.

Началась свалка.

Я, воспользовавшись общей суматохой, поднял ногу и со всего размаха ударил альпийским носком по отвислому заду толстяка.

Потом и я что-то кричал и так же, как и все, размахивал руками, волнуясь за всех и больше всех.

Кто-то взял меня под руку и прошептал вкрадчиво:

— Господин, по вашему акценту я вижу, что вы иностранец! Не так ли?

— О, да, я только что приехал.

— Может быть из России? — ласково спросил мой случайный знакомый.

— Совсем нет… Я приехал из Швейцарии!..

— Да, да — совершенно верно…. «Совсем нет» — это выражение, конечно, швейцарцев… Вы где-нибудь уже остановились?

— Я… я еще не знаю… Мне, прежде всего, необходимо найти себе работу!

— Вот как? — обрадовался мой «знакомый», — в таком случае все очень хорошо… Сейчас мы пойдем ко мне… Вы переночуете у меня, а завтра получите хорошее место…

— Вот здорово, — не удержался я, — как хорошо, что мы встретились с вами… О, я буду очень прилежно работать…

— Хорошо, хорошо, — заторопился «добряк», — а пока что — идемте!

— Как я благодарен вам, — сказал я, — этой услуги никогда в жизни мне не забыть!

С этими словами я перекинул мешок, через плечо и пошел за ним.

Мы вышли на красивую улицу.

— Как называется эта улица?

— Лейпцигештрассе, — ответил незнакомец, беспокойно посматривая по сторонам, — эта улица по своей красоте может соперничать с Фридрихштрассе, а Фридрихштрассе самая красивая улица Берлина.

Я с любопытством осматривал огромнейшие витрины магазинов, богатство выставленных на показ товаров и любовался роскошью, тающей за огромными зеркальными стеклами.

— Добрый день, господин, комиссар! — вдруг проговорил мой спутник, останавливаясь.

Я поднял голову кверху.

Перед нами стоял высокий, плотный господин в штатском платье, из-за спины которого выглядывали квадратные физиономии краснощеких шуцманов.