Грустное кино - [80]

– Кучу снимков? – хмурясь, переспросил Борис. – О чем ты говоришь?

– Ну, знаете, цветных слайдов – с некоторых сиен, которые мы снимали.

– Грязные ублюдки, – пробормотал он, – должно быть, подкупили кого-то в лаборатории.

– А потом они сказали, что готовы предъявить мне судебный иск на двенадцать миллионов долларов, если я не сделаю, как они хотят, – а я не уверена, что у меня вообще есть двенадцать миллионов долларов. Так что, как видите, у меня просто нет другого выхода.

Борис откинулся на спинку стула, без выражения глазея в потолок. Затем он медленно перевел дыхание.

– Послушай, – ведь ты же знаешь, что это за люди, правда?

– Что? – Анджела так на него посмотрела, как будто он откровенно спятил. – Вы шутите? Да, конечно, я знаю, кто они! – Она презрительно фыркнула. – Могу поклясться, я знаю их куда лучше, чем вы! С. Д. – глава киностудии, а Лес – вице-президент, ответственный за…

– Нет-нет, я имел в виду – кто они такие на самом деле. Пойми, Энджи, ведь они паразиты… пиявки… стервятники. Они кормятся талантом других людей… они торгаши… торгаши дерьмом. Их вообще не интересует искусство… или правда… или красота – их представление о красоте не заходит дальше кордебалета в Лас-Вегасе. У них только один интерес, Энджи, – власть. Власть через деньги. Это все – вот такие они простые. Простые и развратные.

– Они запретили мне приходить сюда, даже разговаривать с вами… они сказали, что вы станете обо всем этом говорить – о чем вы только что говорили – об искусстве и тому подобном. Но они сказали, что никакой разницы все равно не будет. Это эксплуататорский фильм, как вы его ни называйте.

Борис испустил краткий смешок.

– Надо же, как забавно. Ты, Энджи, лучше вот о чем мне скажи… как ты думаешь, почему они все это время заставляли тебя сниматься в этих фильмах типа «сиськи-жопа»? Как ты думаешь, почему ты по-прежнему известна как «королева фильмишек сиськи-жопа»? Ты что, не понимаешь? Ведь это как раз они занимаются «эксплуатацией». Господи, Энджи, а я-то думал, ты хотела сменить имидж.

Она хмуро на него посмотрела.

– В самом деле? Тогда у меня для вас новости… – Ее первоначально оборонительное, почти виноватое поведение под воздействием адреналина трансмутировалось в бешенство загнанной в угол кошки. – Мы и об этой стороне дела тоже поговорили – о том, как классно моему имиджу поможет то, что меня прямо перед камерой выебла целая банда тупых… безмозглых… статистов-ниггеров!

Борис тяжело вздохнул. Затем он поднялся, прошел к выходу и встал там, глядя на свою ладонь на дверной ручке.

– Ладно, Энджи, – наконец сказал он. – Пожалуй, я заблуждался на твой счет… я думал, у тебя… – Тут Борис умолк и пожал плечами. – А, неважно, я должен вернуться на съемочную площадку… так что, знаешь, делай, что хочешь. – Он открыл дверцу и начал было выходить, но затем обернулся и снова посмотрел на нее. – Может, ты и права, – с мягкой улыбкой произнес режиссер. – Пожалуй, тебе следовало держаться семнадцатилетних «вторых». – И он вышел, закрывая за собой дверцу.

– Деб слишком возбудилась, – шутливо объяснил Дэйв, когда Борис вернулся на съемочную площадку и обнаружил их под разными одеялами.

Она пискнула от восторга.

– Это ты слишком возбудился!

– Послушай, Б., – сказал Тони, – мы тут великую сцену придумали. И даже прогнали – прямо до этого самого дела. Она прекрасна. Врубись: перво-наперво он ее раскрывает, смотрит на ее тело, затем трогает его – знаешь, типа «дивится». Сперва гладит ее лицо, затем медленно передвигает ладонь вниз… по ее горлу, плечу, груди, изгибу талии, бедру, вдоль ляжки, переходит на внутреннюю сторону, за колено, вдоль икры… а затем снова медленно вверх, останавливаясь у пизды и в то же самое время поднося губы к ее соску. Так? Ну вот, а она тем временем начинает делать то же самое, но уже после того, как он это сделал, так что когда он возвращается к ее пизде, она прибывает к его – извини за выражение, Дебби – хую, который, нет нужды говорить, к тому времени уже колом стоит.

– Вот это без трепа! – вмешался Дэйв, а Дебби захихикала и заерзала под одеялом.

– Теперь врубись, – продолжил Тони, обращаясь к Борису, – все это происходит без всякого диалога… просто взаимное исследование тел с невинным чувством удивления, даже без поцелуев… думаю, если бы мы приберегли поцелуй для кульминации, когда они реально начнут кончать, получилась бы просто фантастика – тогда это уже был бы настоящий поцелуй, всем поцелуям поцелуй, ага? То есть они ведь раньше не целовались – если не считать, знаешь, таких родственных поцелуев, в щечку или слегка в губы, – так что, когда они наконец проделают этот полномасштабный, рот в рот, горячий, влажный, душевный поцелуй, пока будут кончать… ну, тогда получится настоящий слом табу, такой поцелуй, что еще круче, чем ебля. Врубаетесь? – Он посмотрел на брата с сестрой.

– Боже, – простонала Дебби.

– Круто, – кивнул Дэйв.

– Давайте снимать, – сказал Борис.

То, что последовало дальше, было совершенно замечательно. Судя по всему, фантазия Тони относительно мощного сексуального потенциала у брата с сестрой была не лишена определенной психологической основы. Связь (и взаимодействие) Дэй-ва и Дебби прогрессировали именно так, как он всегда мечтал (а затем изложил на бумаге). Все получилось так, как будто они снимали в клинике Мастерса – Джонсон