Грустное кино - [57]

– Тогда пусть он с кем-нибудь потрахается, черт побери! – откровенно выкрикнула она.

– А почему ты другого парня не используешь? – спросил Тони.

– Мне нравится именно этот парень… эта его ухмылка. Может получиться чертовски странно и любопытно…

– Хорошо, – сказал Тони, – тогда как насчет того, чтобы сунуть его хуй в ведерко со льдом?

– Класс, – сказал Борис. – То, что надо, черт побери! Мы сунем его хуй в ведерко со льдом, опустим, а потом опрыскаем новокаином! Колоссально! – Он подозвал бутафора. – Джо, давай сюда ведерко со льдом – половина льда, половина воды. И держи его где-нибудь здесь, ха-ха, оно может нам снова понадобиться.

– Пусть лучше будет большое ведро, Джо, – крикнул ему вслед Тони, затем улыбнулся Анджеле. – Верно, Энджи? – Тут он от души ей подмигнул.

Но она лишь сверкнула глазами, сделала глубокий вдох и резко отвернулась, бурля возмущением. От этого внезапного движения ее идеальные груди, видные сверху под разошедшимся халатом, немного покачались, почти комически, прежде чем успокоиться. Затем каждая из них стала отдаленно похожа на лицо с возмущенно надутыми губами, ибо их соски теперь торчали, точно злобные маленькие грибочки.

Комбинация лед-новокаин оказалась замечательно эффективной, и Энджи испытала сильнейшее облегчение, увидев, что орган Фераля («жуткая черная дубина, черт побери», – сказала она ранее) в конечном итоге опустился, увял и превратился в невинную сморщенную висюльку. Она до конца выложилась в сцене, позволяя Фералю прижиматься к своему вздымающемуся лобку с очевидной дикой энергией и варварской импульсивностью – хотя в реальности совершенно вяло и расслабленно. Сама Энджи тем временем всхлипывала, корчилась, стонала и падала в обморок, превосходно имитируя запредельную страсть.

– Все это печатаем, – сказал Борис в самом конце, а затем, когда Фераль ушел, он обратился к Энджи: – Ну и ну, вот это была фантастика! – Он сел рядом с ней на кровать, пока Анджела натягивала принесенный Хелен Вробель халат. Затем рассмеялся. – И ты сказала, что они тебя не заводят? Ха!

Она закурила сигарету.

– Это правда, мой дорогой. – Когда Хелен Вробель оставила их наедине, Энджи быстрым вороватым взглядом обвела съемочную площадку, а затем взяла ладонь Бориса и направила ее через разошедшийся халат себе между ног, дальше под прорезиненный холст, покрывающий ее половые органы. Наконец она ввела его средний палец себе по влагалище, все это время сверкая фанатичной улыбкой. – Сухо как в пустыне – правда, Б.?

4

Сид, в большом «мерсе» с наемным шофером, встретил самолет Леса Харрисона на взлетно-посадочной полосе. Когда они поехали к отелю, он открыл холодильничек и достал оттуда бутылку шампанского.

– Весь домашний уют, – сказал Сид с нервным смешком, который очень слабо закамуфлировал таящуюся внутри тревогу.

Лес мрачно покачал головой.

– Я так рано не пью, – буркнул он и сухо продолжил: – Как Энджи все это воспринимает?

– Что? Ты имеешь в виду картину? О, чудесно, чудесно.

– Нет, я имею в виду не картину – какой бы дьявольщиной она ни была. Я имею в виду иск на двенадцать миллионов долларов за нарушение контракта, который мы планируем ей предъявить.

– А, это… черт, да не знаю я, Лес… то есть, по-моему, она об этом и не упоминала.

Лес вздохнул, качая головой.

– Эта девчонка больна, серьезно больна. Сначала та нью-йоркская чепуха с Актерской мастерской, а теперь это… – Он закрыл глаза и опустил голову, массируя большими и указательными пальцами виски.

– Брось, Лес, погоди! – Сид перешел на свой экспансивный стиль. – Ты этого не пинай! Может получиться самая горяченькая штучка со времен «Смешной девчонки»! И потом, знаешь, у вас, парни, тут тоже есть инвестиции! Не пинай свою же картину, Лес!

Лес открыл глаза и обратил на Сида смертельно-голубой взгляд опытного киллера.

– У нас тут тоже есть инвестиции, – с маниакальным спокойствием повторил Хрен Моржовый. – У нас действительно есть инвестиции… в Анджеле Стерлинг. У нас в Анджеле Стерлинг есть очень крупные инвестиции. – Затем он подался вперед и почти зашептал, словно в поддельной конфиденциальности: – Вот что я тебе, Сид, скажу. Последние две картины с Анджелой Стерлинг собрали восемь миллионов долларов каждая. И она будет хороша еще лет пять, может, шесть. По четыре картины в год… короче, можешь сам подсчитать… – Из предельной скрупулезности, с какой Лес затем подвел итог, терпеливо жестикулируя пальцами, как будто он все это объяснял ребенку, стало очевидно, что его внутренняя сумятица готова вот-вот выйти из-под контроля. Напор на шлюзовой затвор был колоссальным. – Четыре… умножить… на восемь… это тридцать два. Шесть… умножить… на тридцать два… это сто девяносто два. И ты… ты говоришь… что у нас тут есть инвестиции? Инвестиции! ИНВЕСТИЦИИ? ТЫ О ДВУХСТАХ МИЛЛИОНАХ ЕБАНЫХ ДОЛЛАРОВ ГОВОРИШЬ! ЭТО ЧТО, ИНВЕСТИЦИИ?!

Шлюзовой затвор прорывало, а Лес, подавшись вперед, вопил благим матом, и казалось, вот-вот вцепится Сиду в глотку. Однако, достигнув крещендо, Хрен Моржовый умолк, заметно дрожа, затем осел обратно на сиденье. И снова заговорил, негромко, полностью контролируя свой голос.