Грушевая поляна - [30]

– Дебилы. Им нужно позвонить.

Жильцы квартиры замолкают: слышен только звук телевизора да изредка мужское покашливание.

Эта квартира не такая чистая, как у Мзии, кругом беспорядок, в коридоре темно, из кухни не пахнет выпечкой, и никто не выносит им табуретку. Ираклий разворачивает маленький листок, на котором рукой Лелы нацарапаны цифры. Набирает номер. Трубку берет какая-то старуха, которая понимает только по-гречески, но в конце концов раздраженно кричит в трубку на ломаном английском:

– Ноу Инга! Инга ноу! Инга дазнот лив хир энимор!

Ираклий звонит своей соседке Ивлите. Ивлита ничего не знает. Инга не звонила ей. Ивлита предполагает, что Инга, скорее всего, переехала в другое место и со временем сама объявится.

Решено. Ираклий едет в Америку.

Он понуро плетется за Лелой по улице. Да и Лела не в настроении: ей неловко, что они так подвели Мзию.

– Ты иди, я потом приду, – вдруг говорит Лела.

– А куда ты? Можно с тобой? – спрашивает Ираклий.

– Нет, ты иди, я потом приду.

– Хорошо. – Ираклий пожимает плечами и, засунув руки в карманы, направляется к интернату.

Лела возвращается к дому, но заходит в другой подъезд. Звонит в дверь. Ей открывает Марика и, увидев Лелу, улыбается удивленно:

– Как жизнь?

– У меня к тебе дело.

Марика выходит в подъезд и закрывает за собой дверь с такой осторожностью, будто встречается с бывшим любовником.

– Какое?

Лела достает листок, на котором записан номер для Ираклия, и читает, с трудом разбирая собственные каракули:

– Скажи мне, что значит «Инга дазнот лив хир энимор»?

Марика растерянно смотрит сперва на Лелу, потом на листок и отвечает вопросительно:

– Может, «Инга здесь больше не живет»?

– Слышала новость про нашего Ираклия? – помолчав, продолжает Лела. – Его усыновили американцы и в сентябре увезут к себе. Правда здорово?

– Вау, как круто! – Марика округляет глаза.

– Я вот о чем хотела тебя попросить, – деловито произносит Лела, – научи Ираклия паре слов, ты же знаешь английский.

Марика теряется.

– Я не настолько хорошо знаю язык. Я же сама еще учусь. Лучше возьмите ему учителя.

– Будь ты учительницей, нет проблем. Мы заплатим. Ты сама сколько платишь?

Марика хмурится:

– Я плачу помесячно. Хожу два раза в неделю.

– Ну вот и мы будем платить за месяц, будем приходить два раза в неделю. Или ты к нам приходи два раза в неделю. У меня есть собственная комната, без проблем, просто научи его хоть чему-нибудь, чтобы, как приедет, мог два слова связать.

– Не знаю, я готовлюсь сейчас, времени вообще нет, в этом году поступаю, – все так же хмуро отвечает Марика.

– Мы заплатим тебе. Сколько ты платишь в месяц?

Марика размышляет.

– Деньги есть, – не сдается Лела. – Я же работаю, присматриваю за автостоянкой. Это немного, но нам хватит.

– Не знаю, я сорок лари плачу, это наша родственница. Дадите половину?

– Двадцатку?

Девочки замолкают и смотрят друг другу в глаза. Леле странно вспоминать, что когда-то Марика засовывала руку к ней в трусы и Лела тоже клала руку на ее мягкий и упругий лобок. Она даже вдруг почувствовала запах Марики на своих пальцах. По лестнице, кряхтя, медленно поднимается соседка Тина. Лела отходит в сторону, чтобы ее пропустить, Марика здоровается. Тина удивленно смотрит на соседку, которая снизошла до интернатской Лелы и даже вышла в подъезд, многозначительно произносит: «Здравствуйте!» – и продолжает подъем. Когда Тина скрывается из виду, Марика глубоко вздыхает, словно ей надоела эта торговля, и спрашивает Лелу:

– Ну так что, тебя это устраивает?

– Да, за двадцатку нас устраивает.

– Хорошо. Тогда я буду приходить к вам раз в неделю, только, чур, днем, вечером я сама учусь.

– А сколько стоит один урок, получается? Чтобы мы тебе платили за каждый.

– Ну раздели пополам. Две недели – десять, а одна неделя – пять. В неделю раз меня устраивает, – говорит Марика, и, не дожидаясь ответа, идет к двери.

– Спасибо. Когда тебя ждать?

– Завтра в два.

– Хорошо, – отвечает Лела и сбегает по лестнице.

– Постой! – кричит в лестничный пролет Марика. – А он заниматься-то будет?

Лела, замявшись, кричит в ответ:

– Будет!

На следующий день Лела и Ираклий встречаются с Марикой в сторожке. Ираклий сидит за столом, вытянувшись в струнку, перед ним тетрадь на двенадцать листов и шариковая ручка с изжеванным колпачком. Марика садится напротив Ираклия.

– Хэллоу, – говорит Марика и выжидательно смотрит на Ираклия.

Ираклий глядит на Лелу, та пожимает плечами.

– «Хэллоу» – значит «здравствуйте». Отныне мы будем по-английски здороваться и прощаться, окей?

– «Окей» я знаю.

– Очень хорошо. Тогда я сейчас с тобой поздороваюсь, а ты ответь.

Ираклий кивает.

– Хэллоу! – говорит Марика.

– Хэллоу! – повторяет за ней Ираклий.

– Перфект! – произносит Марика и объясняет Ираклию значение этого слова.

Лела присутствует на уроке. Ираклий узнает несколько английских слов и записывает их в тетрадку. Выясняется, что некоторые грузинские буквы Ираклий или не помнит, или не умеет писать, или вообще не знает. Марика меняет тактику и сперва диктует ему грузинский алфавит, а на возмущенное замечание Лелы поясняет: невозможно выучить другой язык, если на собственном даже писать не умеешь.