Групповые люди - [177]

Неотъемлемой оригинальностью товарища Луначарского останется то, что его не стошнило, когда он на седьмом году после действительно совершившегося крушения мира применяет к оправдавшемуся научному предвидению современного пролетариата названия "миф о крушении мира" и "апокалипсис".

— Нет, меня интересует другое, — возмущенно проговорил Калинин. — Что сделает товарищ Луначарский с нашей школой, с нашим образованием? Если то, что здесь было сказано, правда, то может ли такой человек руководить советским просвещением?

В зале наступила тишина. Сталин обвел всех глазами и остановил свой взгляд на Крупской.

— А что скажет по этому вопросу Надежда Константиновна? — сказал он. Крупская медлила с ответом, и Сталин добавил: — Что же, если затрудняетесь с ответом…

— Нет, почему же, — сказала Крупская. — У меня на этот счет совершенно определенное мнение. Анатолий Васильевич, это постоянно отмечал Владимир Ильич, — человек выдающихся способностей и огромной эрудиции. Что касается его философских умонастроений, то здесь, это тоже отмечал Владимир Ильич, его несколько заносит в сторону. Но, — улыбнулась она, — не настолько, чтобы говорить о вреде и опасности его суждений для школы. В Наркомате просвещения он всегда марксист и активно ведет антирелигиозную пропаганду.

В зале рассмеялись.

— Прямо-таки оборотень: в стране разводит поповщину, а на ниве просвещения борется с религией, — это Ворошилов заметил. В зале зашумели. Луначарский будто оправдывался:

— Полное непонимание элементарной культуры. Если я говорю, что Земля будет оккупирована небесной Красной Армией, это не значит, что я взываю к богу или превращаю реальную Красную Армию в божественную силу. Мы с вами можем до того дойти, что уничтожим и язык, и литературу, и христианство как религию. Для меня мадонна Рафаэля — это и акт культуры, и выражение общечеловеческих ценностей. А для вас она кто? — обратился он к Ворошилову.

— Выразительница поповщины? Мракобесия? — это Радек подсказал Климентию Ефремовичу.

— Я не знаю, о ком вы говорите, — сказал Ворошилов. — Но мне совершенно ясно: вы отходите от классовых и революционных позиций. У вас, может быть, в прошлом были выдающиеся заслуги перед революцией, но сегодня с такими мыслями оздоравливать общество нельзя. И я поддерживаю мнение товарища Степанова о том, что на посту наркома просвещения должен быть человек с революционно-атеистическими взглядами.

— Вы подчеркиваете, что христианство является пролетарской идеологией? — это Андреев спросил.

— Правомерно ли римлян называть пролетариатом? Называть римлян античным пролетариатом — это, по-моему, свидетельствует о непонимании самой природы классовости. Римляне жили как эксплуататоры, об этом дети узнавали еще в церковноприходской школе, — это Калинин заметил.

— В моей брошюре подчеркнуто, что античный пролетариат был паразитирующим пролетариатом деклассированных элементов, — возмутился Луначарский. — Это и Степанов, полагаю, может подтвердить.

— Вы говорите об этом, но во вторую очередь. У вас христианство освящено старым пролетариатом, то бишь римским, а марксизм окропляется святой водой поповщины. Ваши аналоги старого, то есть античного, пролетариата с сегодняшним пролетариатом надклассовы, оскорбительны для рабочих. Вы свои сравнения доводите до абсурда и из них делаете мосты в современном рабочем движении. Там, в древности, был золотой век у пролетариата, и тут будет золотой век, там был апокалипсис, и тут грядет погибель. Зачем вам понадобилось крушение мира, зачем понадобились эти апокалипсические интонации? Я не вижу, представьте себе, разницы между вами и ревизионистами Бернштейном или Каутским.

— Что ж, картина здесь, по-моему, ясна, — сказал Сталин. — Мы не можем делать каких бы то ни было уступок идеализму.

— А здесь чистейший идеализм, — не унимался Степанов. — Эта пустозвонная декламация и форменная поповщина выдается за продукты марксистского анализа явлений.

— Недопустимо, — сказал Ворошилов.

— Я полагаю, вы перегибаете, — перебил Ворошилова Каменев. — Перегнул палку и товарищ Степанов. Я согласен с той оценкой деятельности товарища Луначарского, которую дала ему Надежда Константиновна. Анатолий Васильевич в высшей степени ответственно относится к педагогике и делает большую работу по оздоровлению этого участка нашей жизни.

— Товарищи, этот вопрос требует специального обсуждения, — сказал Сталин. — Из нас никто не сомневается в выдающихся способностях Анатолия Васильевича Луначарского. Я еще раз подчеркиваю, этими проблемами мы займемся специально, а сейчас мне бы хотелось вернуться к обсуждаемому вопросу. Сожалею, что проблема оздоровления партийного актива обернулась опять-таки теоретической дискуссией. Я ставлю вопрос прямо. Здоровье наших партийцев с каждым днем ухудшается, и это прямая угроза делу революции. Установлено, что здоровье партийных работников намного хуже здоровья рабочих и крестьян. Я согласен с предложениями товарищей, которые высказались за немедленные меры ио улучшению здоровья партийных кадров, об оказании им как единовременных, так и постоянных пособий, об улучшении их питания, жилищных условий. Я полагаю, что мы поступим правильно, если оформим эти предложения соответствующим решением и дадим на места прямые указания по этому вопросу.