Групповые люди - [176]

— Я согласен с товарищем Сталиным, — сказал Бухарин. — И мне бы хотелось выделить ансамбль нездоровых свойств, причиной которых является прежде всего крах иллюзий. Бесконечно пустые меньшевистско-эсеровские болтуны наравне с подлыми либералами из числа недобитых мелкобуржуазных элементов оценивают переход к новой экономической политике как крах коммунизма. Заметьте, в этой оценке с ними сходятся и "сменившие вехи" российские интеллигенты, надеющиеся не только на эволюционное перерождение пролетарской диктатуры в некую демократию буржуазного толка, но и на союз с христианством. Я весьма огорчен, но присутствующий здесь Анатолий Васильевич Луначарский, к сожалению, является не только разносчиком этой опиумной заразы, но и покровителем поповщины всех мастей и видов. Должно быть, товарищ Луначарский, издавая свои полухристианские брошюрки, не осознает, что служит своей Прекрасной Даме под подозрительно шарлатанскими знаменами наших врагов, начиная от господина Петра Струве и кончая истинно русским и истинно христианским бароном Врангелем.

Товарищи, мне хотелось бы еще сказать об одном из самых страшных заболеваний — о политическом двоедушии! Если коммунист дома читает Достоевского, а на митингах призывает к борьбе за Советы, он двурушник и должен быть стерт с лица земли! Если коммунист ищет бога и на всякий случай в уме своем крестится, он двурушник и нет ему места! среди нас! Если коммунист говорит о наших бедах и не видит той великой радости созидания, которая охватила голодающие и умирающие массы, он достоин только одного — расстрела!

Да, есть у нас еще и такая болезнь, как скрытый скепсис, скрытое неверие. Среди скептиков считается признаком дурного тона говорить о нашем продвижении вперед, и, наоборот, они чрезвычайно охочи (на то ведь они и критически мыслящие личности, не в пример прочим всем!) сладострастно посудачить о наших болезнях, промахах и ошибках. Не священная тревога за судьбу революции живет в них, а глубоко скрытое неверие в наше будущее. Не поисками положительных решений они живут, а более высокой деятельностью, перед которой бледнеет злоба сего дня. Вот этот тип болезни, или, точнее, тип собачьей старости, который идейно родствен дезертирству, но облекается в туманную вуаль высокого и прекрасного, нужно лечить, пока не поздно.

— Мне бы хотелось продолжить разговор о той болезни, которую лишь назвал товарищ Бухарин, — начал свое выступление Степанов. — Речь пойдет о поповщине товарища Луначарского. Его последние литературные произведения показывают, что акты отречения, которые лежат между его юностью и его зрелым возрастом, были временными колебаниями, мимолетными приступами малодушия, что глубокое религиозное ядро осталось в нем незатронутым и что еще вполне вероятен полный возврат к апостольским начинаниям молодых лет. В этом отношении достаточно красноречивы отдельные места из недавней статьи товарища Луначарского, напечатанной в журнале "Красная новь" (декабрь 1923 года). Статья называется "Мораль и свобода". Но ее с не меньшим основанием можно было бы назвать и так: "Любовь к свободе", или "Свобода в любви", или "Любовь на свободе" и так далее. Надо ли здесь разъяснять всю вредность этих отвратительных, мерзких и вонючих меньшевистских понятий?! Что может быть недостойнее призыва к любви и к свободе?! Призыва к защите общечеловеческих ценностей?! Диктатура пролетариата должна не только исключить из обихода человеческого сознания эти лжеценности, но и каленым железом выжечь из нашей среды ту сволочь, которая пытается протащить в наше революционное созидание не наши взгляды, не нашу идеологию! Да, да, я не побоюсь здесь, в узком нашем кругу, выступить против авторитетных наших товарищей. В партии нет дворян и генералов! Я снова возвращаюсь к названной статье наркома просвещения. То молодое ядро, которое хранит в себе товарищ Луначарский, под случайными наслоениями и скорлупой зрелых лет прорывается в этой статье в выражениях, которым могут только сочувствовать митрополит Антоний или митрополит Александр Введенский…

Поповщина, которую так беспощадно и так справедливо бичевал Ленин лет пятнадцать тому назад, опять бурной волной про; рывается в творениях товарища Луначарского. Товарищ Луначарский пытается соединить религию с марксизмом. Пора нам всем крепко-накрепко зарубить на носу: всякого, кто недостаточно ясно представляет себе абсолютную несовместимость марксистского и религиозного миросозерцания, необходимо беззамедлительно отправлять на элементарные курсы политграмоты, невзирая на его советскую степень и коммунистический ранг.

— Очевидно, сказываются здесь сохранившиеся дружеские привязанности к Бердяеву, — бросил реплику Бухарин.

— Вот именно, типичная бердяевщина, прикрытая пышной фразой марксизма, — это Зиновьев добавил.

— Ничего себе нива просвещения! — сказал Каганович. — Уж не собирается ли Анатолий Васильевич вводить в школах закон божий?

— Позвольте мне, — продолжал Степанов, — остановиться еще на некоторых мыслях Луначарского. Он, видите ли, утверждает, что христианство тоже создание пролетариев. Поэтому он и ратует за истинное учение Христово во всей его первоначальной чистоте, которое, по его мнению, сродни марксизму.