Групповая гонка. Записки генерала КГБ - [12]

Шрифт
Интервал

Когда Павлов пришел в Спорткомитет, он привел с собой большой отряд из ЦК комсомола. Там было немало бывших известных спортсменов, например, гимнаст Юра Титов — олимпийский чемпион Мельбурна в командном первенстве. Павлову каким-то непостижимым образом удавалось находить очень профессиональный баланс: он с первого взгляда видел в людях их потенциал и давал им возможность его реализовать, пусть даже путем проб и ошибок. При этом на «хозяйственные» должности Сергей Павлович брал людей из других сфер и тоже почти никогда не ошибался с выбором. Это было удивительно: когда тебя вот так внезапно политически «опустили», как считалось по тем временам, и бросили из ЦК на спорт.

Интересно, что когда много лет спустя точно так же — партийным решением высшего руководства страны на должность председателя Спорткомитета пришел Марат Грамов, он, говорят, выйдя из кабинета Юрия Андропова, от которого узнал о назначении, в сердцах бросил: «Знать бы еще, кто порекомендовал направить меня разгребать это дерьмо?»

Павлов же нашел в спорте себя. Причем — стремительно.

Величайшей его заслугой стало, на мой взгляд, то, что он сумел из абсолютной «местечковости» спорта, своего рода символом которой был застиранный тренировочный костюм с вытянутыми коленками и ракеткой под мышкой, сделать социальное явление, достойное той страны и того общества, в котором мы жили. В спорт пришли представители мира искусств, литературы, космонавтики. В нем появились Александра Пахмутова, Николай Добронравов, Элина Быстрицкая, Алексей Леонов, Юрий Гагарин. Именно Павлов выстроил эту горизонталь, дал понять обществу, что спорт — это не просто голы, очки и секунды.

Нам, работникам спорта того периода, Сергей Павлович дал понять, что мы такие же ценные для страны люди, как представители любой другой отрасли, любой другой профессии. Иначе говоря, он окружил спортивную профессию множеством сопутствующих «платформ», оперся на них — и лифт пошел вверх.

Круг друзей в республиках и областях первое время после назначения, да и потом тоже оставался у Павлова «комсомольским». Меня порой тоже спрашивали, куда бы я ни приезжал в командировку: «А в ЦК комсомола вы кем работали?» И не верили, когда я отвечал, что не имею и никогда не имел ни малейшего отношения к ЦК.

Оппонентов у Павлова тоже хватало. Хозяйство ему досталось сложное, положение — в связи с отсутствием каких-то выдающихся результатов — тоже, и надо было обладать незаурядным умом и талантом руководителя, чтобы сдвинуть всю эту махину с места и заставить работать. Меня всегда удивлял тот факт, что, не вписавшись в какой-то сегмент политической власти, Павлов никогда не выглядел перед своими бывшими коллегами по ЦК пораженцем. Напротив, сохранил и развил в себе все то могучее, что должно отличать настоящего мужика, лидера.

Конечно же, все это далось ему дорогой ценой. Думаю, что ранний уход Сергея Павловича из жизни — это тоже совокупность многих вещей и постоянно растущее число оппонентов.

Но тогда об этом никто не думал. К тому же Павлов очень быстро сумел найти общий язык со всеми выдающимися тренерами и спортсменами. Как это ему удалось? Наверное, весь секрет заключался в том, что при своей всепоглощающей любви к людям спорта, Сергей Павлович никогда не пытался мериться с ними авторитетом.

* * *

Что такое руководить уже состоявшимися в профессии тренерами, сам я понял достаточно быстро. У нас в отделе в особом авторитете был Бахвалов. Во-первых, Вадим раньше всех попал в судейский корпус Международной федерации. Во-вторых, он знал французский язык и представлялся нам очень большим интеллектуалом. Его никогда не интересовали какие-то дружеские попойки, держался он как бы особняком.

В шоссейном велоспорте тогда шла какая-то затянувшаяся черная полоса — результатов не было вообще. Капитонов, когда пришел в отдел, только-только сам слез с велосипеда, Толя Черепович тоже не имел большого опыта. На фоне общей публики в нашем отделе велосипедисты вообще выглядели несколько затюканными. На самом козырном месте сидел тогда Валентин Писеев со своей фигурнокатательной публикой, потом — борцы, боксеры, тяжелоатлеты, и у всех, в отличие от нас, были приличные результаты.

Однажды я собрал тренеров и объявил: завтра поедем на тренировку к Анатолию Тарасову. Большей легенды тогда в отечественном хоккее не было. К тому же Тарасов находился в фаворе, делал все, что считал нужным сам, ни перед кем не отчитываясь.

Мне казалось, что я придумал безумно интересный ход, и был страшно горд собой, тем более что договориться с Тарасовым о визите оказалось достаточно непростой задачей. И разумеется совершенно не ожидал того, что «мои» тренеры пойдут жаловаться на меня Ленцу: «Кого вы к нам в отдел привели? Где мы, а где — хоккей?» Ленц вызвал меня к себе и начал вразумлять: мол, все понимаю, но может быть, не стоит так резко?

Но меня уже понесло:

— Аркадий Николаевич, ну, они же уперлись в свои рамки, не интересуются даже тем, что рядом. Понимаете, в спорте есть очень много общего. Вы же сами создали управления единоборств, прикладных видов спорта, борьбы — совместили множество видов спорта. Пусть у нас разнятся методики, но психология, настрой, работа с людьми. Вы же сами должны понимать, что…


Рекомендуем почитать
Записки из Японии

Эта книга о Японии, о жизни Анны Варги в этой удивительной стране, о таком непохожем ни на что другое мире. «Очень хотелось передать все оттенки многогранного мира, который открылся мне с приездом в Японию, – делится с читателями автор. – Средневековая японская литература была знаменита так называемым жанром дзуйхицу (по-японски, «вслед за кистью»). Он особенно полюбился мне в годы студенчества, так что книга о Японии будет чем-то похожим. Это книга мира, моего маленького мира, который начинается в Японии.


Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности

Впервые выходящие на русском языке воспоминания Августа Виннига повествуют о событиях в Прибалтике на исходе Первой мировой войны. Автор внес немалый личный вклад в появление на карте мира Эстонии и Латвии, хотя и руководствовался при этом интересами Германии. Его книга позволяет составить представление о событиях, положенных в основу эстонских и латышских национальных мифов, пестуемых уже столетие. Рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг интересующихся историей постимперских пространств.


Картинки на бегу

Бежин луг. – 1997. – № 4. – С. 37–45.


Валентин Фалин глазами жены и друзей

Валентин Михайлович Фалин не просто высокопоставленный функционер, он символ того самого ценного, что было у нас в советскую эпоху. Великий политик и дипломат, профессиональный аналитик, историк, знаток искусства, он излагал свою позицию одинаково прямо в любой аудитории – и в СМИ, и начальству, и в научном сообществе. Не юлил, не прятался за чужие спины, не менял своей позиции подобно флюгеру. Про таких как он говорят: «ушла эпоха». Но это не совсем так. Он был и остается в памяти людей той самой эпохой!


Встречи и воспоминания: из литературного и военного мира. Тени прошлого

В книгу вошли воспоминания и исторические сочинения, составленные писателем, драматургом, очеркистом, поэтом и переводчиком Иваном Николаевичем Захарьиным, основанные на архивных данных и личных воспоминаниях. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.


Серафим Саровский

Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.