Группи: Sex, drugs & rock’n’roll по-настоящему - [51]

К моему разочарованию, у него не нашлось даже крутой аудиосистемы, только маленький бесполезный магнитофон — но зато целая куча потрясающих бесплатных пластинок! Итак, мы уселись смотреть телевизор вместе с тем самым менеджером, а Гарольд между тем подготавливал почву для последующего наступления: поглаживал меня и с причмокиванием целовал. Каждый раз, когда второй чувак выходил из комнаты, Гарольд мысленно меня раздевал, а когда мендежер возвращался, мы переставали тискаться и сидели с невинным видом, как ни в чем не бывало.

Но меня приставания Гарольда скорее раздражали, а кроме того, мне было интересно посмотреть на чикагские беспорядки, которые показывали по телику. Поэтому я извинилась и спросила, не хочет ли кто немного настойки. Оба сказал: «Нет, спасибо!», что меня удивило. А затем они добавили, что вообще не употребляют наркотики, что удивило меня еще больше. Итак, я упоролась одна, отчего чувствовала себя довольно глупо. Они отпускали пошлые шутки и цинично издевались над моим состоянием, которое, как мне казалось, я довольно успешно маскировала, разве что смеялась над вещами, которые не казались смешными моим собеседникам, и поэтому они предпочитали потешаться надо мной. В конце концов второй чувак, которого звали Фил, пошел спать, и я осталась наедине с Гарольдом. Он придвинулся ко мне, и я, чтобы избежать утомительной возни с платьем, которое он мне и так помял, предложила:

— Пойдем в кровать.

— Практична, как настоящая женщина, — весело заметил Гарольд.

— Просто я забочусь о своей одежде, — пояснила я и повесила аккуратно сложенные вещи на спинку дивана.

Каким бы интересным ни было его лицо, когда он разделся и я увидела его отвислое брюхо, меня обуяли большие сомнения. Правда, в постели он проявлял энтузиазм и все время спрашивал, кончила ли я. Я заявила, что никогда не отвечаю на такие вопросы, но пусть он не волнуется. Глядя в его зеленые глаза, я совершенно забывала о его непривлекательном теле.

На следующий день я пошла на бесплатный концерт, который The Jefferson играли в «Parliament Hill Fields». Там было круто, если не считать того, что шел дождь. Позже я встретилась с Гарольдом, и мы пошли на прием The Doors в «1СА». Граймз пытался протиснуться, чтобы взять интервью у Джима Моррисона, вокалиста группы и гвоздя программы, — высокого красавца в черной коже, вроде современного Элвиса. Камеры самым мерзким образом следили за каждым его шагом. Он напоминал червяка на крючке, который извивается туда-сюда, пытаясь хоть на минуту ускользнуть от их внимания. Глаза у него были мертвыми как пепел. Меня это слегка ошарашило, а если учесть, что прием проходил на выставке «Кибернетическая интуиция»[9], в окружении пищащих и скрипящих машин и механизмов, мне стало еще хуже.

Как только прием закончился, мы с Гарольдом, Филом и еще двумя ребятами отправились в дурацкий маленький клуб под названием «The Case», где тусовались музыканты с менеджерами, а также девицы, желающие закадрить поп-музыкантов. Там в основном пили, никакой музыки и танцев. Публика ютилась в крошечном зале чуть ли не вплотную друг к другу. Кто-то обсуждал дела, кто-то выяснял отношения, но всех объединяло одно: стремление поскорее нажраться. Я уже начала задумываться, хорошо ли скажется на моем имидже появление с Гарольдом Граймзом. Да, он известный и влиятельный, но при этом толстый и одет как попало. Водились за ним и всякие сомнительные поступки — например, он играл за футбольную команду «Hit Maker» против представителей шоу-бизнеса. А еще я начала замечать, что его сознание отягощено заблуждениями, присущими низшему классу: он резко осуждал хиппи-культуру и наркотики, позволял себе неприятные комментарии в мой адрес. Он считал меня представителем этой «культуры» и постоянно доставал объяснениями, почему мы предпочитаем затуманивать рассудок наркотой, вместо того чтобы работать. Меня страшно раздражали его рассуждения, потому что я считаю такие разговоры пустой тратой времени. И с чего вообще этот мелкий тупица решил, что может сравнивать мой образ жизни со своим? Подобное поведение говорит только о его глупости и ограниченности. Я не считаю себя хиппи, если под этим подразумеваются люди, которые расхаживают босиком и со спутанными волосами. Я ношу обувь ручной работы и стригусь в одном из самых дорогих салонов красоты Лондона. А наркотики принимаю не для того, чтобы сбежать от реальности, — в отличие от алкашей вроде Гарольда, которые пьют, чтобы забыться. Затуманенность — это когда не можешь отличить один кислотный трип от другого, когда не помнишь, что с тобой происходило во время прихода и сколько их было в твоей жизни. Я очень отчетливо помню все свои трипы и не валяюсь, упоротая, на спине, таращась в облачка на небе, — хотя, должна признаться, однажды в Риджентс-парке меня пробило на слезу от красоты пейзажа. Я умею работать и считаю, что у меня неплохая карьера, а для этого, согласитесь, нужно быть довольно собранным, и не так уж важно, хиппи ты или нет. Я очень спокойно и доходчиво постаралась объяснить все это Гарольду, но он так и не уразумел, что в тусовке встречаются самые разные люди. Незамысловатая формула «хиппи есть хиппи» намертво застряла у него в башке. Потом он пустился в россказни о «дядюшке Берте»