Грубая обработка - [80]

Кейт сидела на кухне, капая с ножа мед на кусок хлеба, который она уже намазала арахисовым маслом. Кожа на ее лице была желтоватого оттенка, сверху и снизу уголков глаз, а также на лбу вдоль линии волос виднелись прыщики. Когда ее накануне доставили домой из полицейского участка, она сразу прошла в свою комнату и закрылась там, выходя только в ванную. Бутерброды и чай, которые оставляли на подносе около двери, оставались нетронутыми. И она не сказала ни слова своим родителям.

Скелтон смотрел, как с руки дочери стекает сладкая струйка. Менее чем через три часа в участке состоится совещание. Будет дана оценка последней информации, необходимо принять ряд важных решений, дать соответствующие распоряжения. Все это должно быть сделано. Ничто не должно мешать работе.

— Меня отправят в тюрьму, да?

— Нет.

— Конечно, отправят.

— Я не думаю, что это дойдет даже до суда.

— Почему так?

— Потому что не дойдет.

— Ты имеешь в виду: потому что я — это я?

— Нет, я не это имел в виду.

— Да нет, дело именно в этом. Потому что я — твоя дочь.

— Это не имеет никакого отношения к данному случаю.

— Да-да! — Кейт резко засмеялась. — Рассказывай сказки.

— Тебе что, хочется, чтобы тебя посадили?

— Они отправили одну бедную двадцатилетнюю женщину с грудным ребенком в Холлоуэй за то, что она не платила за пользование телевизором, почему же тогда они не тронут меня?

Скелтон заерзал на стуле, вздохнул.

— Из-за твоего возраста, потому что у тебя не было раньше судимостей, и по многим другим причинам.

— Моя семья — одна из них?

Скелтон пристально посмотрел на нее.

— Это ведь правда, не так ли? Так именно и будет говорить присяжный или кто там еще. Хороший дом, заботливые родители. Хорошая семья. Они будут именно так говорить?

— Вероятно.

Он посмотрел на нее и, подумав, спросил:

— Как, по-твоему, это слишком далеко от истины?

Кейт повертела ножом, затем тщательно облизала лезвие.

— Но в газетах напишут совсем по-другому, не так ли? Если они узнают обо всем этом?

Скелтону хотелось налить еще чашку чая. У него также было желание пойти помочиться. Но он продолжал смотреть, как Кейт намазывала мед на хлеб с маслом, как будто наносила краски на полотно мастихином. Он знал слишком хорошо, как распишут всю эту историю газеты, если доберутся до нее.

— Кейт…

Он остановился, но она уже заметила, куда были направлены его глаза. Мед начал растекаться по столу.

— Вот то-то и оно! — заявила она. — Твою дочь задержали за воровство в магазине, а главное, о чем ты беспокоишься, это чтобы не превратили в хлев твою кухню.

— Извини.

Она вскочила со стула, оторвала от рулона несколько больших кусков бумажного полотенца.

— Вот, возьми, — она пихнула их в руки отца, — вытри, чтобы кругом было чисто и аккуратно.

— Кейт…

— Ну давай, начинай!

Скелтон швырнул бумагу ей в лицо и смахнул все со стола. Нож стукнулся о микроволновую печь, хлеб упал намазанной стороной на пол, банка с медом разбилась вдребезги. Первый раз за всю свою жизнь Кейт увидела отца в гневе и испугалась.

— Джек? — донесся голос сверху. — Что случилось?

— Ничего. Все в порядке. Спи.

— Я слышала, что-то разбилось.

— Все в порядке.

Послышалось шарканье шлепанцев и стук закрываемой двери спальни.

Кейт достала из-под раковины совок и щетку.

— Оставь это, — махнул рукой Скелтон.

— Это не займет и минуты.

— Кейт. Кейт. Пожалуйста, оставь все как есть.

Он протянул руку, чтобы взять из ее рук совок, а она отшатнулась, ожидая, что он ее ударит. Скелтон отступил назад, плечи его опустились.

— Хорошо, — покорно согласилась она.

— Что?

Она отвернула кран, достала из шкафа стакан, выпила немного воды и поставила стакан верх дном на сушилку.

— Теперь, когда это случилось, — осмелилась она начать, не глядя на него, — ты все равно сможешь узнать остальное.

— Ребенок?.. — спросил Кевин Нейлор, просыпаясь. Но Дебби, конечно, уже проснулась.

— Мне показалось, что я слышал плач ребенка.

Она сидела прямо, за ее спиной были подушки, ночная рубашка застегнута спереди до самого верха. На столике около кровати лежала раскрытая книжка в бумажном переплете, путеводитель по Греции, стране, в которой Дебби никогда не была и посетить которую не выражала желания ни разу. Книга лежала так уже четыре или пять дней.

— Я схожу посмотрю. — Кевин сделал попытку вылезти из-под одеяла.

— Оставайся здесь, я схожу сама.

— Не беспокойся, я…

— Лежи. — Он поднялся было, но Дебби уже стояла у двери. У нее было маленькое и строгое лицо, губы были приоткрыты и не скрывали неправильный прикус передних зубов. — Иди спать.

Из детской на этот раз явственно донесся не то плач, не то хныканье.

— Может, это она во сне, — прошептал Кевин. — Наверное, она перевернулась и скоро уснет.

— Нет, Кевин. Это ты. Это ты всегда именно так поступаешь.

— Это нечестно.

— Это правда.

— Все равно нечестно.

— Это ты мне говоришь? — Она уставилась на мужа, одергивая свою хлопчатобумажную ночную сорочку, собранную на талии. Плач становился все пронзительнее. Кевин подошел к двери спальни, но она преградила ему путь.

— Пусти, Дебби.

— Нет.

— Пусти.

— Нет.

Кевин отошел назад, посмотрел на пол. Пальцы ног Дебби впивались в ворс ковра. Крик стал еще более истошным и злым.