Грозовое ущелье - [10]

Берегите себя, вы так нужны нам. Военфельдшер Петряева».

Другая была от Буряка. В ней было написано:

«Сделаю, как приказали. Продержитесь еще часа полтора-два, и мы вырвемся отсюда. За фураж — особое спасибо».

Как и предполагал Лаптев, противник с наступлением темноты стал постепенно приближаться к площадке, на которой располагались бойцы отряда. Он двигался в направлении оборонительного рубежа, прорывая в глубоком снегу узкие траншеи. Слышно было, как звякали саперные лопаты, иногда доносилась негромкая немецкая брань.

— Вроде к психической атаке готовятся, — подобравшись к военврачу, сказал Егоров. — Помните, как в кинофильме «Чапаев»?

— Но там шли во весь рост, а здесь ползком продвигаются.

— Впечатление одинаковое.

Лаптев старался не шевелиться, чтобы не тревожить раненую руку. В голове часто звенело, он знал, что это от потери крови. «У нас двадцать автоматов, четыре пулемета, — думал он. — Это уже сила. Но если егеря вплотную подберутся к нам… Людей полковник Зиндерман не пожалеет».

Лаптев тронул за рукав Егорова.

— Подготовьте запасную позицию, — сказал он ему. — Метрах в ста отсюда. Возьмите семерых красноармейцев. Ждите нас на том рубеже.

— Есть, товарищ военврач!

Бойцы напряженно вслушивались в звуки, доносившиеся с немецкой стороны. Они становились все явственнее. По расчетам Лаптева теперь до них было не больше тридцати — тридцати пяти метров. Двигались егеря сразу несколькими траншеями, настойчиво, словно кроты.

Вдруг позади грохнуло. Это действовал моряк. Он обрушил в провал нависшую над дорогой скалу. Стук лопат у егерей на некоторое время прекратился, потом снова возобновился. Лаптев взглянул на часы: было четверть десятого. На немецкой стороне зашевелились, заметались тени. «Пошли в атаку», — отметил про себя Лаптев.

Натиск врага был яростным. Его не останавливал плотный огонь автоматов и пулеметов. На этот раз егеря решили разом покончить с обороняющимися. Они лезли на бруствер, падали и снова лезли. Лаптев скомандовал отход на запасную позицию. Со стороны провала в небо полетела ракета. То был условный сигнал: Буряк начал переправу раненых.

Это был уже не тот обоз, который вошел в ущелье позавчера. Часть лошадей погибла, несколько повозок было разбито и сброшено в бурлящий поток. Раненых положили в фуры по три-четыре человека на каждую. Некоторых из них несли на самодельных носилках из палок.

Когда последняя повозка ушла вперед, Буряк остановился, прислушиваясь. Позади ущелье говорило пулеметными и автоматными очередями, взрывами гранат.

— Где Борис Сергеевич? Почему его нет? — спросила подошедшая Петряева. Глаза ее были полны тревоги.

— Там, — махнул рукой Буряк. — Там. Слышишь, Тоня, — его голос. Идем, он нагонит нас, только взорвет дорогу.

ЕГОР И ЕВДОКИЯ Рассказ

Артиллерийский полк майора Свиридова после тяжелых боев у Бобруйска был отведен в ближний тыл. Под вечер колонна втянулась в полусожженное белорусское село. Бойцы соскочили с машин. Заскрипели колодезные журавли, возле почерневших от времени срубов выстроились очереди. Утолив жажду, тут же сбрасывали гимнастерки, с уханьем окатывали себя из бадеек студеной водой. На улице стало шумно и оживленно.

Через два часа старшина Егор Ордынцев возвратился из штаба полка в расположение своей шестой батареи не в духе. И было от чего: личному составу батареи предписывалось выехать на сенокос. В порядке помощи разоренному войной колхозу. Против самой помощи Ордынцев не возражал — надо так надо. Но почему на сенокос, а не рыть землянки, не ремонтировать сельхозинвентарь, как другие подразделения? «Ну где я наберу столько косцов, чтобы поставить три зарода? — думал он. — В батарее две трети горожан, которые вообще не видели косу. Разве что в кино».

— Следите, чтобы солдаты меньше трепали обувь и обмундирование, — предупредил командиров майор Свиридов. — Мне в бригаде сказали, что в ближайшее время поступлении не будет.

«Легко сказать, — продолжал размышлять Ордынцев. — Попробуй заставь их беречь сапоги: в лесу да на кочках в три дня кончат».

Придя в батарею, удобно расположившуюся в роще на краю села, Ордынцев велел помощникам командиров взводов построить личный состав. Придирчиво оглядев бойцов, спросил:

— Кто из вас умеет плести лапти?

Артиллеристы удивленно смотрели на него.

— Разрешите спросить, товарищ старшина, для какой цели? — задал вопрос помкомвзвода Решетов.

— В свое время узнаете. Так что — никого нет?

— Есть, товарищ старшина.

Из строя вышел молодой голубоглазый боец.

— Рядовой Рукосуев, — доложил он.

«Из взвода Бастрыкова, — отметил про себя Ордынцев. — Шофер. Прислали недавно, уже отличился в боях».

— Умеешь лапти плести? — кашлянув в кулак, повторил вопрос старшина.

— Приходилось, — бойко ответил боец. — Я на сплаве до армии работал, в Сибири. Лапти лучшей обувкой у нас считались: воду в себе не держат и легкие.

— Ну, хорошо, — остановил его Ордынцев. — Бери в свое распоряжение пятерых бойцов и завтра же к обеду десятка два лаптей доставь мне на пробу.

— Слушаюсь! — сделав разворот, солдат вернулся в строй.

— Разойдись! — скомандовал Ордынцев.

На другой день Рукосуев принес Ордынцеву мешок лаптей. Он высыпал их на стол. Взяв один лапоть, старшина долго рассматривал его, прищурив, как на стрельбище, левый глаз.