Грозное небо Москвы - [14]

Петр Иванович спикировал и дал залп сразу двумя эресами. Снаряды разорвались невдалеке от закрутившейся карусели, и этого было достаточно: фашисты моментально оставили поле боя. Мы не на шутку перепугались, увидев явно неравный Бочарова с парой Ме-109. Успокоились только когда Миг-3 зашел на посадку Красный, будто вышел из бани, Илья с минуту молча сидел в кабине. Потом вылез, с трудом стащил одну за другой промокшие от пота перчатки, перевел дух. Теплый сентябрьский ветер, будто успокаивая, ласково теребил его светлые волнистые волосы.

- Ну как, Илья Иванович? - спросил Максимов.

- Вы же видели, - устало ответил Илья. - О чем еще рассказывать.

Он молча шагнул вперед. Мы расступились. Бочаров отошел в сторонку, сел на траву, достал из кармана блокнот, карандаш, посмотрел в нашу сторону и попросил:

- Пока не подходите ко мне.

Мы недоуменно переглянулись: человек вернулся из боя, едва остался в живых, и вдруг "не подходите к нему". Непонятно.

Напряжение постепенно сошло, можно было и пошутить, посмеяться.

Пока мы балагурили, Бочаров что-то писал. Закончив, позвал нас всех к себе. "

- Вот я подсчитал тут, сравнил вираж Me-109 и "мига", - сказал Илья. - На высоте три тысячи метров "мессер" сильнее, вернее сказать, маневреннее. Но знаете на каком вираже он зашел бы мне в хвост? - Вопросительно глядя на нас, Илья помолчал и сам же ответил: - Только на пятом!

- А если учесть, что ты виражил впервые, - тут же нашелся Ганя, - то, пожалуй, только на шестом или седьмом.

Не обратив на Ганю внимания, Бочаров продолжал:

- На высоте около пяти тысяч метров мы будем бить "мессершмитта" довольно легко. Даже на виражах.

- Какой же вывод? - спросил подошедший Томилин.

- Завязав бой, на средних высотах, надо тащить "мессера" на большую высоту, - сказал Бочаров.

- Логично, - согласился Виктор Матвеевич.

- А если он не захочет? - выразил сомнение Ганя.

Томилин не любит, когда летчики что-то не понимают или, хуже того, не хотят понимать. Не глядя на Ганю, цедит сквозь зубы:

- Кто? И чего не захочет?

- Фашист, говорю, не захочет, - горячится Хозяинов.

Характер Гани явно не соответствует внешности. Невысокого роста, толстый, медлительный Ганя вспыльчив, невыдержан, груб. А вообще, весельчак и шутник. И товарищ хороший, преданный. Питолин теперь в другой эскадрилье, но Ганя часто ему звонит по телефону, старается встретиться с ним при каждом удобном случае, поговорить о своем, сокровенном.

- Не захочет и все, - повторяет он, распаляясь, - "мессер" силен на средних высотах, а "миг" - на больших. Фашист это знает. Ты его наверх потянешь, а он возьмет да и не пойдет. Как тогда? К нему спускаться? А внизу ты - утюг...

- Верно, - недовольно говорит Томилин, - утюгом и останешься, если потеряешь главное преимущество - высоту. Особенно, если еще в вираж встанешь.

- А что делать? Как же все-таки драться с "мессером"? - не унимается Ганя.

- Сверху бить надо. Вот так, - левая рука Томилина опускается ладонью вниз, изображая полет Ме-109, правая от плеча, наискосок режет пространство, настигая воображаемого врага. - Пикируешь. Разгоняешь скорость. Прицеливаешься. Бьешь. Снова уходишь вверх...

Любят летчики работать руками, изображать жестами эволюции самолета в полете. И надо сказать, что это наглядно, доходчиво и весьма динамично. Интересно наблюдать это со стороны, когда не слышишь, а только видишь. И особенно, когда инструктор разбирает ошибки летчика после полета на спарке, как изображает он взлет, полет по маршруту, в зону, фигуры высшего пилотажа. Потом, бросив на землю перчатки, будто посадочный знак, начинает строить заход на посадку, изображая руками крены, развороты и другие маневры.

Позже мне доведется видеть артистов эстрады, изображающих жестами, мимикой рыболова, охотника или кого-то еще, я буду восхищаться их мастерством, легкостью исполнения, но вспомнив инструктора-летчика, его жесты и мимику, невольно подумаю: "Далеко артисту до летчика".

И вот теперь, наблюдая стремительный взлет правой руки Томилина, будто воочию вижу атаку МиГ-3; Нанеся быстрый и точный удар, летчик правым разворотом стремительно уносится вверх, кренит машину влево, следит за противником, готовясь к повторной атаке...

Ничего не скажешь, наглядно. Но Хозяинов все-таки не унимается:

- Не так-то просто попасть в самолет с пикирования!

- Правильно, - неожиданно соглашается Виктор Матвеевич, - поэтому с сего же дня займемся тактикой воздушного боя. А то мы, чего доброго, "мессера" примем за "як", если немцы, не дай бог, звезду на нем намалюют. Будем изучать силуэты машин, размеры, положение их в прицеле... Врага надо уничтожать, а не хлопать в ладошки, когда гибнут наши товарищи. А чтобы уничтожать, надо уметь. Все! - заключил Томилин не терпящим возражения голосом и окинул всех твердым холодным взглядом.

Кто-кто, а я-то знаю его...

Впервые мы встретились с Виктором Матвеевичем в Борисоглебской авиашколе. Среди инструкторов он выделялся и внешностью и характером. Среднего роста, худощавый, подвижный, подчеркнуто аккуратный. Темные гладкие волосы. Бледное, чуть удлиненное лицо, толстые губы. Больше всего меня поразили его глаза: светлые, внимательные, очень холодные. Он казался властным, даже надменным. Я очень боялся попасть в его летную группу. И вдруг в начале этого года он приехал к нам на должность командира звена.