Грозное лето - [25]

Александр наконец улучил момент сказать:

— Я бы покорнейше просил, ваше высокопревосходительство, определить меня в какую-нибудь артиллерийскую часть. На цензовых учениях, равно как и в Персиановке…

— Знаю… Василий Иванович Покотило прислал мне восторженный отзыв о ваших персиановских стрельбах. И еще писал о каком-то змее, который вы дерзко сбили, изволите видеть, из обыкновенного полевого орудия. Это правда? — спросил Жилинский явно иронически.

— Так точно. Сбили артиллеристы. Я только подавал команды.

— Из полевого орудия — по воздушной мишени! Поразительно! Против устава и всех технических возможностей орудия. Похвально. Но… — помедлил Жилинский и пристально посмотрел на него из-под светлых бровей, которые всегда держал насупленными, а сейчас поднял. — Но я намерен предложить вам все же вакансию офицера для особых поручений при командующем округом. Ознакомитесь с округом, с офицерами — освоитесь, а тогда и выберете себе артиллерийскую часть: батарею, а то и поболее. Родитель ваш, полковник Орлов, герой Ляояна, надеюсь, не будет огорчен, что я оставил вас при себе? Как его здоровье? Не жалуется на старые раны?

Александр знал: с Жилинским особенно не разговоришься, а вот же он сам разговорился, вместо того чтобы в считанные секунды приказать и на том кончить дело. И подумал: «Очевидно, игры прошли с успехом, оттого он такой словоохотливый», и ответил:

— Я преисполнен к вам самой сердечной признательности, ваше высокопревосходительство, но служить при орудиях мне, право, было бы сейчас более всего к месту. Пока наберусь ума-разума. Родитель, покорно благодарю, жив-здоров и, я полагаю, будет весьма признателен вашему высокопревосходительству…

— Вот и отлично, — прервал его Жилинский и неожиданно спросил: — А супруга ваша, виновница всех ваших перипетий, пожелала расстаться с Петербургом?

— Никак нет, — механически ответил Александр и спохватился поправиться: — То есть я намерен был сказать…

Жилинский мрачно прервал его:

— Вы сказали все, штабс-капитан… Погуляйте два-три дня, устраивайтесь — и за службу. Надлежащие указания о вас я сделаю. Желаю всех благ.

— Слушаюсь и сердечно благодарю, ваше высокопревосходительство.

— Можно и без «высоко», — поправил Жилинский.

Александр не сказал о повелении великого князя в Аксае, а Жилинский ничего об этом не знал.

И Александр перешел на кочевой образ жизни, ибо Жилинский не давал ему времени засиживаться и посылал при пакетах, а то и просто для ознакомления, из конца в конец округа, так что в Варшаве приходилось быть наездами, как бы в командировке.

Но Александр ничего против такого образа жизни не имел. Очевидно, так положено для окончивших академию: все начинать снизу, с малого… А он-то думал-мечтал: получить батарею, обжиться, как положено, как семейному человеку… Не желает Надежда ехать в Варшаву? Ничего, это — на первых порах, а потом все наладится и придет в норму, как и следует быть. Нельзя же наконец жить ни вдовой, ни девицей?

И вдруг Варшавский военный округ был объявлен на военном положении и мобилизован…

— Это война, господа, — сказал Жилинский на военном совете.

Девятнадцатого июля по старому стилю — первого августа по европейскому — Германия объявила войну России, третьего — Франции, четвертого — Бельгии.

Англия потребовала от Германии соблюдать нейтралитет Бельгии, но ответа не получила и тогда, четвертого августа, объявила ей войну.

Шестого августа Австрия объявила войну России, а одиннадцатого Франция и Англия объявили войну Австрии.

Наконец, двадцать третьего августа, Япония объявила войну Германии.

Началось самое кровопролитное, самое жестокое всеобщее побоище, поставившее под ружье семьдесят миллионов солдат и охватившее страны с населением в пятьсот миллионов человек.

Николай Второй намерился стать во главе своих войск верховным главнокомандующим, как Вильгельм Второй, но весь совет министров во главе с его премьером Горемыкиным уговорил его отказаться от этого намерения.

И тогда верховным главнокомандующим был назначен великий князь Николай Николаевич.

Главнокомандующими фронтами были назначены: Северо-Западным — генерал от кавалерии Жилинский, Юго-Западным — генерал от артиллерии Иванов.

Второго августа в Зимнем дворце состоялась торжественная литургия по случаю объявления манифеста о войне, в присутствии высшей знати Петербурга, гражданской и военной, при чудотворной иконе Казанской божьей матери, у которой молился Кутузов перед отправлением на фронт.

После литургии священник двора прочитал манифест, а царь сказал перед ликом божьей матери:

— Я торжественно клянусь, что не заключу мира, пока останется хоть один враг на родной земле.

И напутствовал офицеров гвардии, присутствовавших на молебне, под неистовые возгласы восторга в огромном Георгиевском зале дворца, а потом вышел на балкон к собравшимся на площади чиновникам, промышленникам, коммерсантам, гимназистам и реалистам, полицейским чинам, дворникам и всякому прохожему и проезжему люду, вставшему на колени и опустившему национальные флаги и церковные хоругви под пение гимна.

И, постояв считанные минуты с опущенной головой, бледный и мрачный, не зная, что сказать этим тысячам верноподданных своих, повернулся и ушел с балкона.