Гроздь рябиновых ягод - [7]

Начинало смеркаться, когда он дошел до условленного места. Быстро привыкший к ежевечернему угощению Гусар уже ждал Гешу, дружелюбно виляя пушистым хвостом. Уже несколько вечеров до темноты коротали они время вместе, а Насти все не было. Но вот хлопнула тихонько дверь, заскрипел снежок под быстрыми ножками. Настенька в наброшенном на плечи детском тулупчике сестренки и в чунях на босу ногу бросилась на шею милому.

– Насилу убежала! Тятенька в город уехал да, видать, заночует там. Татьяна прихворнула, в баньке попарилась и на печке заснула. Маша на посиделки пошла, Ульяне поручила за мной приглядывать. Ну а с Улей мы заединщицы. Вот, тулупчик мне свой дала.

– А я тут который вечер тебя поджидаю. Смотри-ко, что я тебе принес, – и Георгий протянул Насте рябиновый букет.

– Ой, красота какая, Геша!

– А ты попробуй ягодки, какие вкусные! И полезные – страсть!

– Так рябина ж горькая.

– Это она до мороза горькая, а как морозцем прихватит, так еще какая сладкая становится!

Настя прихватила губами ягодку и засмеялась:

– Правда, сладкая. Но с горчинкой. М-м-м… зимой и рябина – ягода.

Смеясь и дурачась, ели они алые ягоды с одной ветки.

– Холодно, однако, – поежилась Настя. – А давай в баньке посидим, её ж сегодня топили.

В бане действительно было тепло, но темно. Настя стала нашаривать свечку, но Георгий обнял её, начал целовать сладко-горькими губами, шепча ласковые слова. У девушки закружилась голова, ноги стали ватными и она тихо опустилась на лавку…

Потом они сидели, прижавшись друг к дружке. Геша гладил русую головку, косу, плечи своей птахи.

– Завтра сватать тебя приду, Настёна.

– Да какой сватать?! Бумаги о разводе-то у меня нет. Да и тятенька на тебя взъелся, слышать о тебе не желает. Боится, что ты на его добро заришься.

– Мне ты нужна, а не его добро. Увезу тебя и все. Ты жена мне теперь. К нам в избу пойдешь?

– Да лишь бы с тобой! Бумажек только дождемся, чтобы позору не было.

Со двора раздался шум, залаял Гусар, заскрипели ворота.

– Кажись, тятенька вернулся, – и Настя вспугнутой птицей выпорхнула из бани.

Ей удалось незамеченной шмыгнуть в дом, пока отец распрягал Гнедко. Но Павел Яковлевич услыхал, как Геша скрипнул дверью баньки. Оглянувшись, заметил цепочку следов на свежем снегу до бани и обратно, а возле бани увидел оброненную ветку рябины на притоптанном снегу. В дом вошел хмурый, глянул на зардевшуюся дочку, на остатки снега на чунях, все понял, но промолчал.

Двумя днями позже поехал Павел Яковлевич в соседнее село к Крестьяниновым, долго разговаривали с Егором, с Терентием, выпили пол-литровую бутыль самогону и разошлись по-хорошему. Сундук с приданым так и остался у Крестьяниновых, зато увез Павел Яковлевич бумагу с печатями о разводе.

На обратном пути повстречался ему на околице села Георгий. Тот с гармошкой на плече шел на бабьи посиделки.

– Эй, гармонист, погодь-ка!

Георгий остановился, поджидая, пока отец Насти слезет с передка телеги и, путаясь в полах расстегнутого тулупа, подойдет к нему.

– Что, баб идешь ублажать? – кивнул Павел Яковлевич на гармонь.

– А чего? Всё лучше, чем на печи лежать. Мукой рассчитаться обещали, а она в хозяйстве лишней не будет.

– Ишь ты. Легко тебе хлебушек достается. На гармошке играть – это тебе не землю пахать.

– Да я и пахать могу, когда время настаёт, а зимой кто пашет-то? А хотите, вместо меня на посиделки сходите? Я гармошку одолжу, ваша мука будет, – усмехнулся Георгий.

– Ну, ты нахал!

Павел Яковлевич потоптался, почесал окладистую бороду, сделал еще шаг в сторону Георгия. Тот на всякий случай оглянулся, плетень был рядом.

– А скажи—ко мне вот что, тока честно, что, Настя моя… девка али баба?

– Ну-у… была девка, а теперь уж баба.

– Ах ты, шкодник! – вскипел Павел Яковлевич, замахнулся кнутом на парня, но тот в мгновение ока перемахнул через плетень и остановился на безопасном расстоянии. Отец Насти, хоть и был еще мужиком крепким, но выпитая самогонка и длинный, тяжелый тулуп делали его неповоротливым, а корячиться через плетень на глазах у шустрого парня не хотелось. Поэтому он только погрозил ему кнутом:

– Ещё раз на своем дворе замечу, башку оторву! Обоим!

Дома Павел Яковлевич, никому ничего не сказав, спрятал бумагу с печатями за образа. Решил не торопить события, авось чего и переменится. Но в ближайшее же воскресение соседка принесла весть, что Егор посватался к Акулине, и дело у них сладилось. Новость быстро облетела село. Тут уж пришлось отцу сказать Насте о бумаге. Еще засветло Улечка, добрая душа, отпросившись погулять с подружками, побежала в Халевинцы к Георгию, а там уже кипели страсти.

– Скажи Насте, завтра поутру приеду за ней, – объявил Георгий в присутствии пригорюнившихся Пелагеи и Еремея.

Глава 7. Совет да любовь

Всю ночь снег падал и падал, укрывая тропинки, а к утру еще и подморозило. Георгий встал рано, вышел на крыльцо. Едва дверь открыл – столько снегу навалило. Пришлось прежде всего за лопату браться. Когда закончил чистить двор, уже совсем рассвело. Над заснеженными избами поднимались в морозное небо столбики дыма, словно пушистые кошачьи хвосты, – к морозам.

Геша выволок из сарая сани. Пока чистил их да запрягал старушку Маньку, солнце поднялось уж высоко, и снег заискрился по-праздничному весело. Из избы выскочила Санька с охапкой одежды.